Друсс-Легенда - стр. 6
– Я с тобой, – шепнула она. Но он не слышал ее, и она вздохнула.
Никто в деревне не знал о ее Даре – отец Ровены, Ворен, строго-настрого запретил ей рассказывать об этом. Не далее как в прошлом году жрецы Миссаэля в Дренане обвинили в колдовстве четырех женщин и заживо сожгли их на костре. Ворен – человек осторожный. Он увез Ровену в эту далекую деревню, подальше от Дренана, объяснив это так: «В многолюдстве секретов не сохранишь. В городе полно любопытных глаз, чутких ушей, завистливых умов и злобных мыслей. В горах тебе будет спокойнее».
И он взял с нее обещание никому не говорить о своих способностях – даже Друссу. Ровена сожалела об этом обещании, глядя на своего мужа глазами души. Его рубленые черты не казались ей резкими, она не видела ничего грозного в его голубовато-серых глазах, ничего угрюмого в плотно сжатых губах. Это был Друсс, и она любила его, а ее провидческий дар говорил ей, что так она не полюбит ни одного мужчину. И она знала почему: потому что она ему нужна. Она заглянула в его душу и нашла там тепло и чистоту, нашла островок покоя в море бурного насилия. Когда она с ним, он нежен и его мятущийся дух спокоен. При ней он улыбается. Быть может, с ее помощью он сумеет жить в мире, и тот черный убийца никогда не родится на свет.
– Опять ты грезишь наяву, Ро, – сказала Мари, садясь с ней рядом. Молодая женщина открыла глаза и улыбнулась подруге – маленькой, пухленькой, с волосами цвета меда и яркой, открытой улыбкой.
– Я думала о Друссе.
Мари обиженно отвернулась – она долго отговаривала Ровену от брака с Друссом, добавляя собственные доводы к уговорам Ворена и остальных.
– Что же, будет Пилан плясать с тобой в день солнцестояния? – спросила Ровена, чтобы сменить разговор.
Мари, мигом развеселившись, хихикнула.
– Да – только он об этом еще не знает.
– А когда же узнает?
– Нынче ночью. – Мари понизила голос, хотя поблизости никого не было. – На нижнем лугу.
– Смотри же, будь осторожна.
– Это совет почтенной замужней женщины? Разве вы с Друссом не любились до свадьбы?
– Любились, но только Друсс тогда уже поклялся мне под дубом, а Пилан тебе – нет.