Другие двери - стр. 6
– Да что вы, куда ей палату – нешто она больная? Она и тут, у каменюки этой попасётся.
– А если кору на яблоне объест?
– Да по зубам ей, окаянной! Где же объест? Я её подальше привяжу, не доберётся.
Игнатий Савельевич устало махнул рукой:
– Ладно, что с вами сделаешь. Только чтоб тихо и никаких безобразий. И после прибрать хорошенько. Доведёте вы меня до трибунала…
– Игнатий Савельич, вот спасибочки! – тут же бросилась привязывать козу к забору Ульяна, ловко мешая благодарственные слова с ругательствами, адресованными Зебре. – Иди сюда, дура, вот уважили, да стой, зараза, голубь вы наш, благодетель…
Игнатий Савельевич как-то виновато посмотрел на меня и, зачем-то оправдываясь, сказал:
– Нельзя, конечно, но куда мне их? А Павла Федоровича, нашего главного, сегодня в госпитале нет, так что, авось обойдётся.
Он вздохнул и неожиданно и хитро подмигнул. Я рассмеялся и спросил его:
– А почему Зебра?
– Не знаю, но похожа, – и крикнул Ульяне: – А почему Зебра, Ульяна Петровна?
Продолжая возиться с козой, и тщательно прикидывая расстояние до яблони, Ульяна ответила:
– Да раньше-то Машкой была. А аккурат месяц назад я забор наш покрасила, а мой-то алкоголик нажрался в тот же день, да у забора завалился, а Зебру, значит, к самому забору притёр. Он лежит, ему хоть бы хны, а она орёт… Подкрашивать потом пришлось.
– Кого – козу? – хохотал Игнатий Савельевич.
– Зачем козу? Забор… Сиди тут, грымза! Пойду я, Игнатий Савельич, поработаю, что ли…
И Ульяна быстро покатилась к крыльцу отделения. У забора осталась коза, уже пощипывавшая скудную травку неподалёку от валуна.
Игнатий Савельевич поднялся:
– Ну, пойду и я поработаю. Отдыхайте, Андрей. Ещё увидимся.
Я остался созерцать Зебру. Солнце добралось уже до курилки и в куртке стало жарко. Я вяло стянул её с себя и положил рядом. Было скучно. Голова всё ещё кружилась, и я решил пойти в палату и прилечь, надеясь, что смогу забыться сном.
Проходя по коридору мимо неплотно прикрытой двери с табличкой «заведующий отделением», я услышал сиплый бас обладателя красного халата:
– Да что же это такое, Игнатий Савельевич?! Неужели другой еды нет? Сколько же можно эту дрянь жрать?
– Ничего не поделаешь, Василий Ильич, придётся потерпеть…
3
Я добрёл до своей палаты и лёг на койку. Пролежав впустую полчаса, стало ясно, что уснуть не удастся. А тоска всё давила и не было от неё спасения. Я гнал от себя мысли о предстоящей работе, но знал, что работать, всё-таки, придётся.
Прав Самсоныч. Фигнёй занимаемся. Зачем писать то, что всё равно никому не нужно? Просто ради того, чтобы заполнить ровными рядами строчек листы журнала? А потом эти журналы – те из немногих, что будут куплены, отволокут, собрав в тяжёлые стопки, в пункт вторсырья для последующей переработки. Бумагу будто бы экономим, а бережём ли само СЛОВО? Для чего бросаем его в пустоту?