Другие барабаны - стр. 80
Второй вещью, которую я решил не продавать, даже если придется сварить и съесть свой ремень, был высокий кобальтовый бокал, обнаруженный на самом верху посудного шкафа. Чтобы снять его с полки, мне пришлось встать на стул, сиденье хрустнуло, и я чудом не свалился на пол, ухватившись за оконную штору. На дне бокала были два клейма: голубое и красное «Chateau St.Cloud, 1846». Севрская мануфактура, потянет не меньше чем на полторы тысячи, подумал я обрадованно, правда, это деколь, зато позолота не стерлась.
Под крышкой обнаружилась аптечная склянка с темными семенами, залитыми чем-то алкогольным. Настойки оставалось капля, на самом дне, я обмакнул в нее палец и попробовал: не меньше девяноста шести градусов, медицинский спирт. Я включил компьютер, списал с этикетки латинское название и сразу нашел статью на фармацевтическом сайте: ядовитый болиголов. Вот оно что, подумал я, чувствуя, как мой рот заполняется горькой слюной, теперь понятно, как это было. Она выпила всю бутылку, спрятала остатки в свой детский тайник, легла на кровать и стала ждать. На нее это похоже. Этот Conium maculatum и купить-то, наверное, нельзя без рецепта. Впрочем, тетка могла заморочить кого угодно, это я хорошо помню. Не важно, кто вы такой, я всю жизнь полагалась на доброту первого встречного, сказала она однажды, передразнивая Вивьен Ли в роли Бланш. Не важно, кто вы такой, принесите мне баночку болиголова. А склянку выбросить и бокал вымыть ей было лень, узнаю свою праздную Зою.
– Самоубийство – забавная штука, – сказала она однажды. – Я читала, как одного беднягу выловили матросы с большого корабля, дали ему отдышаться и, крепко раскачав, бросили обратно в море. Это потому, что он сказал им, отчего захотел умереть. Он заразился дурной болезнью и стыдился пойти к врачу, бедняга. Вот они и бросили его в воду. От стыда умирать глупо, Косточка, такую смерть никто не оценит по достоинству.
Я оставил бокал на месте, решив, что теперь он будет моим тайником, разве не я наследник этого дома и всех его убежищ? Агне напрасно старалась, выгребая пузырьки и рецепты, вынося из дома все, что могло навести на мысль о самоубийстве. Ума не приложу, как она узнала правду, ведь доктор ясно написал в свидетельстве о смерти: остановка сердца, commotio cordis. Что ни съест, все ни к сердцу, говорила моя няня, глядя, как я вылавливаю лук из грибного супа – вот достойная эпитафия, будь у тетки могила, да только могилы у нее нет.
Есть только урна на серебряной ножке, похожая на кубок гребной регаты, который я видел в витрине магазина в Байру-Алту. Я собирался отвезти ее в колумбарий и даже аванс заплатил, но они не принимали