Другие барабаны - стр. 43
– А русская девочка Александра куда делась? – спросил я у няни, когда в первый раз услышал эту историю, мне было года четыре, и половины слов я вообще не понял.
– А русская девочка запомнила литовский адрес назубок и через пять лет к подруге приехала, – сказала няня, – больше ей податься было некуда. Так и живет в том городе до сих пор, тридцать лет по чужим домам скитается.
Дождь наконец-то пошел, сначала еле слышный, сразу пропадающий в песке, а потом – тяжелый и грязный, пустивший вдоль пляжной ограды серую клубящуюся пену. Вернувшись домой кружной дорогой, через пустую рыбацкую деревню, где все то ли спали без задних ног, то ли вышли в море, я сбросил отяжелевший от влаги плащ, присел к столу и взглянул на экран компьютера. Пять окон были темными, зато свет горел в спальне Лидии, я увеличил шестое окно, надел очки, взглянул, и меня тут же скрутило грубой, нестерпимой судорогой.
Белый ротанговый комод был забрызган кровью, зеркало над ним было забрызгано кровью, белая стена была забрызгана кровью, на полу лицом вверх лежала датчанка в длинном платье, залитом кровью до самого подола. Я смотрел на экран не отрываясь несколько минут, пытаясь уловить вздох или движение ресниц, но тщетно: Хенриетта была мертва. Убийство – то, что один одуревший от мака англичанин называл изящнейшим из искусств – было совершено грубо и неказисто. Кровь стояла на полу просторной черной лужей.
Я отошел от стола, вынул бутылку из кармана плаща и отхлебнул, обжигая горло. Коньяк показался мне горше желчи, хотя я понятия не имею, какой у нее вкус. Я поймал себя на том, что боюсь подойти к дисплею и увидеть неподвижное тело еще раз. Потом я поймал себя на том, что думаю о какой-то чепухе: все, конец стрекозам и винограду, в спальне придется переклеить обои, а белый комод – так и вовсе выбросить.
«Есть люди, которые становятся жертвами еще до того, как сюжет сам себя раскрутит, их боги махнули на них рукой, и решка у них с обеих сторон, как орел у воителя Нобунаги». Это я у одного парня в сетевом дневнике прочитал и записал для памяти. Датчанка, похоже, была как раз из этой группы: мало того, что ее собирались сделать посмешищем, показав публике все лиловые tatuagem с ящерицами, так теперь еще и убили, не дав насладиться свиданием.
Почему-то я был уверен, что это сделал человек, которого Хенриетта видела впервые в жизни. Как все происходило? Она сопротивлялась, а убийца с ног до головы перемазался кровью. Он вошел – сеньор Гомеш? кто-то другой? – Хенриетта закричала, он ударил ее в грудь, потом стал колоть куда попало, она повалилась на пол, увлекая его за собой. Сколько ударов он должен был нанести, чтобы так густо забрызгать стены и мебель?