Другая страна - стр. 78
Мы стремились создать некое «братство», где офицер или сержант был бы "первым среди равных", человеком, пользующимся авторитетом у своих товарищей, которые бы подчинялись ему, как своему командиру. Но не просто "назначенному командиру", а человеку, более профессиональному и подготовленному. И подчинялись сознательно, а не только за счет дисциплины. Все-таки, мы были не обычной пехотой, а диверсионным подразделением, где решения принимались на поле боя сержантами, лейтенантами и капитанами, не дожидаясь указаний из штабов. И при этом в головы постоянно вбивалось, что мы занимаемся обычной работой, ее нужно делать профессионально и без авантюризма. Главная задача – не попасть на первую полосу газеты, а сделать свое дело и не потерять никого.
Конец курса характеризовался беспрерывными марш-бросками, обрабатыванием различных боевых ситуаций. Причем в боевой обстановке. К концу четвертого месяца по договоренности с комбригом начали проводить патрульные рейды в приграничных районах. Почти каждую ночь пересекали границу и уходили вглубь вражеской территории. Большинство таких рейдов проходило без столкновений с арабами. Более того, во многих случаях мы намеренно стремились избежать таких столкновений. Но порой избежать их попросту не удавалось. Вспыхивала перестрелка, арабы несли потери, а патрульный взвод тотчас отходил, оставляя противника в неведении: то ли это было очередное "сведение счетов" между враждующими арабскими группами, то ли действительно израильская акция.
Несколько раз раненые были и у нас.
– Капитан, ты глянь что происходит!
Происходило, действительно, что-то странное. Посреди ночи, двое арабов тащили тяжелый мешок от деревни.
– Сперли, что ли, что-нибудь?
– Ну, вот нам и объект, для тренировки, – сказал Радзиевский, поигрывая ножом. У него была к разным ножам какая-то нездоровая страсть. Всегда, где видел что-то новое, тут же мчался купить, сменять и не удивлюсь, если украсть. Самая его большая радость была, что удалось вывести из Союза десяток особо редких и ценных. Правда, в отличие от нормального коллекционера, он их употреблял в деле. И совсем не колбасу резать.
– Разреши, мы их возьмем.
– Давай, только живыми. Омри, иди сюда, – позвал сержанта. – Переводить будешь.
Омри у нас был специалист по арабам. Репатриант 1942 года, гордо доказывающий, что он не какой-нибудь паршивый сефард, а самый натуральный бербер, которых вся Северная Африка боялась последние восемьсот лет. На мой, непривычный глаз, различать берберов от бедуинов, или увидеть отличие от араба, можно было только по кипе на голове.