Друг моего отца - стр. 15
Глаза Коробейникова расширились, словно два огромных блюдца, а после на губах возникла издевательская улыбочка:
— Ты себе льстишь, дорогая моя, — поиграв бровями, он вызвал у меня кратковременный инсульт, невинно продолжив: — У меня на коленях сидит ребенок, а я — не педофил, знаешь ли.
— Ах! — щеки запылали от стыда и неловкости. Почему-то мозг воспринял слова Олега, как самое острое оскорбление, голос дрожал во время истерического писка: — Да мне, вообще-то, двадцать один! В этом году двадцать два будет!
— А мне за тридцать, — пожал плечами тот, словно пытаясь сказать этими словами намного больше, чем хотел. Мол, негоже мне сидеть на коленках друга отца и так явно намекать на что-то не совсем приличное. — Так что давай-ка ты встанешь на свои две, а я сделаю вид, что падения не было и…
Я не могла оставить все ТАК. Недосказанность — не мое. Я любила конкретику. Этот мужчина явно блефовал. Он не считал меня просто «ребенком», иначе что за холмик вдруг образовался в тесных черных джинсах?!
Очуменно сексуальный мужчина говорит: «Ты не в моем вкусе, детка»?! Докажи ему, что у него был плохой вкус до встречи с тобой! Докажи, что ты — элитный виски, а все, что он пробовал до тебя, — портвейн с базара за двадцать рублей.
— Ребенок, говоришь?! — с угрозой взорвалась я, перебивая Олега на полуслове. — А так ребенок может?
— Как «так»? — не понял блондин.
И тогда я просто сжала его щеки своими ладонями… Нежно, но крепко… Показывая все свое женское нутро, но в тоже время четко давая понять: «Сейчас ты принадлежишь только мне!» Если в этом мире мне и достался какой-то талант от бога, то это целоваться. Спокойно завязывала узлы языком без особых усилий, доставала им до носа и могла даже удержать ручку.
Мой поцелуй был безумный, как обида внутри. Жадным, диким и в чем-то развязным. Задыхаясь, я отстранилась спустя пару минут безумия, хотя часы показывали пятнадцать минут, и заглянула ему в глаза.
«Ну, — говорила без слов вздернутая бровь, — теперь выбор за тобой, Олег! Ты либо продолжаешь, либо мы заканчиваем все это здесь и сейчас».
— То, что ты творишь, — путанно пыхтел, мотая головой, Олег, — неправильно…
Его ладони по-прежнему сжимали талию, все теснее и теснее вдавливая в свой каменный торс. Не давая шевельнуться, словно сваями приколачивая!
— Кто, черт тебя дери, устанавливает эти правила?! — удивленно ахнула я, запуская пальцы в его густые белые волосы, такие жесткие и вкусно пахнущие!
— Лена, — предупреждающе выдохнул он, при этом и шагу в сторону не делая, — остановись и…
Даже через плотное платье с пайетками я ощущала его безумное дыхание, на грани обморока. Жар тела, плотность мышц и странные хрипы, снова и снова вырывающиеся из груди.