Дрозды - стр. 3

– Женщина? – спросил полковник.

– Анна. Я знавал её еще в гимназические годы, господа.

Поручик Штерн удивился:

– Анна Губельман?

– И вам она знакома?

– Кто здесь её не знает, корнет. Сам Троцкий писал об этой женщине в какой-то большевистской газетёнке. Назвал её «валькирия революции».

– Валькирия? Это так похоже на Анну, – сказал Лабунский.

– Хотя здесь у неё менее звучное прозвище, корнет. Аня в кожаных штанах, – сказал кто-то из офицеров.

– Но откуда у вас такие знакомства, корнет? – снова спросил поручик Штерн.

– Из прошлой жизни, поручик. Тогда она была ученицей женской гимназии Чвалинской и не носила кожаной куртки и галифе. Милая была девушка.

– Ныне она правая рука местного живодера Шамова. Знаете кто этот персонаж, корнет?

– Впервые слышу, поручик.

– Шамов комиссар по борьбе с нами.

– С нами?

– Они называют это контрреволюцией. Шамов нечто вроде главного жандарма в Ростове. Пачками подписывает смертные приговоры. В здешних подвалах расстреливают трижды в неделю.

– Но я не принимаю участия в войне, господа. Я имею желание покинуть Россию.

– Сбежать? – спросил полковник.

– Можно сказать и так, господа. Я офицер русской армии и присягал царю и отечеству. А поскольку царя больше нет, то я свободен от присяги.

– А Отечество, корнет? – спросил полковник.

– Отчество? Империи Российской больше нет.

– Империи нет, но Россия осталась. Вы кто по убеждениям?

– Монархист, – сразу признался Лабунский. – Верой и правдой служил царю нашему. Затем присягал Временному правительству. Хоть, признаюсь, без особого энтузиазма. Но и оно рухнуло. Большевикам не присягал. Они распустили старую армию, и я волен в своей жизни.

– Вольны? – спросил Лабунского офицер среднего возраста со шрамом на щеке. – Вы в тюрьме чрезвычайки. И отсюда выходят только вперёд ногами. Или прикрепив красную звезду к фуражке.

– Что это значит?

– Красным нужны офицеры. И особенно офицеры кавалерии, корнет. Штабс-капитан Игнатьев.

– И вы согласны им служить, штабс-капитан?

– Мне дали время подумать. Как и всем нам.

Двери камеры отворились и конвоир крикнул:

– Лабунский!

– Здесь! – отозвался Петр.

– На выход.

– Похоже, что ваша знакомая решила вас сразу поставить к стенке, корнет, – подвел итог штабс-капитан Игнатьев.

– Нет, – сказал поручик Штерн. – Сегодня они не расстреливают. Допрос.

Лабунский вышел из камеры и его доставили в кабинет к Анне Губельман…

– Садись, Петр. Нам есть о чем поговорить.

Корнет сел на стул. Анна удалила конвоира. Они остались вдвоем.

– Подумать только! Петр Лабунский! Тогда в парадной форме лейб-улана ты свел с ума всех гимназисток женской гимназии Чвалинской.