Дрессировщик. Приручение - стр. 30

– Конечно! Откуда вам знать, что эти сухари для целых тысяч людей – несметное богатство! Вы такой гадости, как они, и не пробовали никогда! А для меня… – потеряла запал, не встречая сопротивления, – для меня – самое желанное и дорогое когда-то было! В деревне люди выкинули, а я подобрала. На целую неделю хватило. Хоть там совсем была гадость, а лучше, чем воздух и лебеда.

И сжалась после этой тирады, ожидая: теперь уж точно выгонит. Напросилась. Но не жалела: сколько можно молчать и со всем соглашаться?

– Женя… – Он, кажется, впервые обратился к девочке по имени. И это… напрягло. – Давай договоримся?

– Смотря о чем…

– Ты посмотри, как осмелела, а? – Усмехнулся, неожиданно. – Правильно. Нельзя ни на что соглашаться заранее. Опасно это и непредусмотрительно.

– Я понимаю.

– Но, однако же, однажды пообещала…

– Тогда очень жить хотелось. Страшнее, чем остаться – не было ничего.

– Ты даже не представляешь, насколько страшнее может быть…

– Это просто вы не представляете, от чего я сбежала.

– Поделишься?

– Нет. Простите, но не могу.

– Договорились.

Какое-то странное ощущение возникло: Игоря Дмитриевича будто подменили, в момент. И он, удивительно, впервые с ней разговаривал. По-человечески. И даже принимал, местами, ее право молчать и спорить.

Подозрительно. Очень подозрительно. Однако, раз начал говорить – нужно ловить момент.

– А почему вы, вдруг, так со всем соглашаетесь? В чем подвох?

– У тебя мнение есть. Позиция определенная. Умеешь ее отстаивать. Это полезно для будущей жизни. – Он вернулся обратно, расположился в удобном кресле.. Затянул паузу. – А я тебя ломать и превращать в ничтожество не собираюсь. Не фанат таких развлечений, знаешь ли.

Женя молчала, не зная, что на это сказать.

– Но имей в виду – это касается только тех моментов, где я готов признать твою правоту. Ошибешься – лучше не спорь и не нарывайся.

Игорю абсолютно не нравилось происходящее. Даже не то, что в доме творилось с появлением этой девочки: Светкины метания и причитания легко было игнорировать. Порой забавно было наблюдать, так взрослая и неглупая, в общем-то, женщина, такой ерундой страдает. Грустно – от того, какой недалекой она оказалась, не желающей смотреть на мир глазами ребенка, хлебнувшего немало бед за свою короткую жизнь. Вроде бы, и сочувствовать она умела раньше. Но совместное переживание с подругой из-за неудачной прически – такая мелочь, когда человек не замечает голода в чужих глазах.

Противно было от себя самого. От своих метаний и неопределенности. Вроде бы, хотел быть жестким и не вестись на эти жалкие истории о страшной жизни. И даже, в принципе, рассуждал довольно цинично и холодно. Не притворялся перед собой, ни разу. А вот глядя на саму девчонку… Терял временами настрой, и это его раздражало. Способность выдержать одну линию всегда ему помогала – в бизнесе, в дружбе, с животными, с техникой. Да с чем угодно. Не было в нем никогда ни мягкости, ни податливости. Гибким бывал – да. Но только тогда, когда это требовалось для дела.