Drang nach Osten. Натиск на Восток - стр. 46
«…Я полностью и безоговорочно признаю только Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, прошедший весь путь этой кровавой, тяжелой борьбы против вас, я, отрицавший вас, как никто другой, я говорю ему: если ты русский, если ты любишь свой народ, ты поклонишься в пояс рабоче-крестьянской власти и безоговорочно признаешь ее»[62].
Нет оснований не верить в искренность этих слов. Русский патриот и борец против любой диктатуры, не один раз смотревший смерти в глаза, Б. Савинков в такие минуты вряд ли стал бы кривить душой.
Другой видный деятель белой эмиграции В. Шульгин – тот самый, что принимал отречение у императора Николая II, – также отмечал эту особенность русской души – в годину испытаний и смут не держать зла на бездарных, жестоких или безвольных правителей, а, презрев все, спасать своих близких, свой дом и свое Отечество.
23 декабря 1925 г. В. Шульгин по нелегальному каналу, организованному советской контрразведкой, в рамках операции «Трест» въехал в Россию. В поисках сына он побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Да, все это время он находился под негласным наблюдением сотрудников ОГПУ или агентов, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. В. Шульгин, при всей своей ненависти к большевикам, сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.
В 1919 г. ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет, В. Шульгин снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него со всех углов, он узрел то, что не могли видеть сотни тысяч русских, выброшенных революцией на задворки империи. Перед ним была новая Россия, поднимавшаяся из мглы невежества и разрухи.
Как истинно русский человек, В. Шульгин почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредотачивалась для фантастического рывка в будущее. Впоследствии, будучи за границей, он так вспоминал об этом: «…Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа…Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении»[63].
Об том же пишет и непосредственный участник Великой Отечественной войны И. Устинов. Даже он, повидавший в своей жизни всякого, поражался силе духа советского человека и его, казалось, неисчерпаемым физическим возможностям в экстремальной ситуации. Оказавшись в немецком котле во второй раз, теперь уже под Вязьмой, Иван Лаврентьевич, а вместе с ним бригадный комиссар Н. Лебедев не растерялись, объединили вокруг себя окруженцев и в течение 20 дней с тяжелыми боями пробились к своим. Не успели они расположиться на привале, как их ждал приказ вступить в бой с противником, рвавшимся к Москве.