Драмы больше нет - стр. 12
В общем, все в шоколаде. Вот такая у меня замечательная семья. В которую я никак не вписываюсь. Как бы я ни старалась, как бы ни хотела быть к ним ближе, у меня никогда не достанет для этого ни таланта, ни способностей, и даже тех же внешних данных. Я на члена семьи Кауто не похожа. Но мне двадцать восемь лет, и я с этим смирилась. Нашла в себе силы, переступила через детские обиды, и стараюсь жить своей, отдельной от их успехов, жизнью.
Беру пример со своей мамы.
Мама у меня, кстати, большая молодец. Иногда я пытаюсь поставить себя на её место, представить, как бы я пережила ситуацию с моим рождением, и совсем не уверена, что вышла бы победительницей. В последние годы, достаточно повзрослев, я стала много вопросов маме задавать. А она на них отвечала. Почти всегда. Наверное, через огромное нежелание, но в надежде уберечь меня от тех ошибок, что она совершила. От пустых надежд, с которыми сама столкнулась однажды. Мама рассказывала мне о встрече с моим отцом, об их взаимоотношениях, старалась говорить отстранённо, ведь всё это дела давно минувших дней, но я видела, замечала нервозность, что проявлялась в некоторые моменты её рассказов. Ей всё ещё было больно, и обидно, неприятно вспоминать своё унижение и, как она сама это называла, наивность. Ведь мама моего отца, на самом деле, любила.
Хотя, как можно его не любить? Даже сейчас, когда отцу немного за пятьдесят, он выглядит мужчиной полным сил, сшибает любую женщину врожденным обаянием, очаровывает рокочущими нотками низкого голоса с хрипотцой, и зазывными, чуть саркастическими улыбками. Каким он был в молодости, я могу только представлять. Думаю, что устоять перед ним было невозможно, даже без флёра известности и успешности.
Мама тоже была красавицей, но красавицей из разряда девушек, что ходят по улицам пешком и спускаются в метро. Мама была студенткой из провинции, за спиной, кроме родителей-педагогов, никого и ничего, и, конечно, встреча с московским молодым гулякой произвела на неё серьёзное впечатление. Как она говорит, и я ей верю, что первые три месяца она даже не подозревала, что у отца уже есть семья. Моей сестре к тому моменту едва исполнился год. А Родион, человек творческий, увлекающийся и влюбчивый, с головой окунулся в новые, незнакомые для себя отношения. Он мчался к моей маме на крыльях любви, встречал её после института, водил по ресторанам и даже знакомил с друзьями. Стеснительностью мой папа никогда не отличался, шел по жизни уверено и смеясь. Отцу я вопросов, конечно, не задавала, не такие у нас с ним были отношения, но подозреваю, что у него никаких серьёзных планов, на молодую девочку с влюбленностью, не было. Он развлекался, а мама вдруг забеременела. Момент со штампом в паспорте моего отца вскрылся сам собой, но моя мама не из тех, кто впадает в отчаяние, поэтому Родион Кауто был определён ею в негодяи, а я всё равно родилась. Вот такая история.