Драма на трех страницах - стр. 22
Подумала Мария и решила, что Маньку она себе заберет.
– Знаешь что, подруга, – сказала женщина соседке, – забрать-то заберу, только две Маньки на одном дворе – перебор вроде!
– Я ее Софой назову, – сказала она. – Подружка у меня в молодости была. Ох и бедовая! Упрямая, твердолобая, настырная и противная. Вылитая Манька твоя!
– Да хоть горшком назови! Теперь она твоя собственность, – ответила Сорочиха.
– Ну, козья морда, идем, Софа! – позвала Мария козу.
Коза Манька, услышав новое имя, навострила уши, уставила свои огромные навыкате зеленые глазищи на новую хозяйку и понять ничего не может: ее или кого другого зовут? Бекнула, мекнула, озираясь по сторонам, покрутила головой и, не переставая жевать, перебирая ножками, двинулась в сторону своего нового необжитого сарая во двор Марии.
– Софа, ешь капусту! Сама бы ела, да зубов уже нет, – говорила Мария, протягивая козе зеленые сочные листья, гладя её по пушистым бокам.
– Софа, непоседа окаянная! Куда тебя черти несут? Пасись здесь! – говорила баба Маня, удерживая козу на веревке.
В минуты отдыха присаживалась Мария спиною к шероховатому стволу молодой березки, вытягивала ноги и, закрывая глаза, вспоминала жизнь свою, будто перелистывала старый альбом с пожелтевшими фотографиями. Иногда, разомлев в духоте жаркого дня, кемарила, прикрыв лицо от назойливых мух белым, в мелкий цветочек, старушечьим платком.
Местные ребятишки приглядывали за козой, за что старушка угощала их сладкими булками с повидлом и разными вкусностями.
Коза была ее умиротворением и радостью. Ее появление наполнило жизнь Марии новым смыслом и нужностью. Привыкнув к друг другу, они чуть расслабились. Баба Маня привязывала Софу на длинную веревку за огородами, а сама уходила управляться по хозяйству. Вот и сейчас коза была там, а баба Маня – тут.
Споткнувшись, мальчишка кубарем упал к ногам старушки именно в ту самую минуту, когда она выходила из курятника. От неожиданности женщина ойкнула, всплеснула руками, выронив корзину. Яйца, разбиваясь о Минькину голову, посыпались на него одно за другим.
– Ой, ой! – крикнула женщина, в страхе отпрянув.
– Окаянный! Ты чего это?
– Баба Маня! Баба Маня! Там ваша коза сдохла. Лежит и не двигается, – выпалил на одном дыхании Минька, сплевывая яичную скорлупу и брезгливо стряхивая с себя слизь белка, убирая с лица волосы, похожие теперь на петушиный гребень из пакли.
У бабы Мани дернулся глаз, безжизненно опустились руки, и она заикаясь проговорила:
– К-к-как это п-померла? К-к-когда?
– Там! – растерявшись проговорил Минька. – Лежит и не дышит, ухом не шевелит. Мертвая она! Точно вам говорю. Вот увидите!