Драма 11 - стр. 36

В отдел мы прибыли, когда часы пробили восемь. Соловьев разбудил древнего сторожа, который выполз на крыльцо участка с недовольным заспанным лицом. Пахнуло перегаром и старостью, двери были отперты и мы, вооружившись всем необходимым, ворвались в кабинет начальника. Капитан уселся за свой компьютер, насупился недобро, ощутив некие изменения в привычных для него деталях – и стул был не так подогнан, и клавиатура не на месте, и монитор повернут немного. У Дмитрия между тем едва не случился удар. Но беда миновала, начальник восстановил привычные настройки своего рабочего места и вроде как даже не стал журить подчиненного. Дима сел за телефон, готовясь засыпать коллег запросами, а я углубился в изучение открытой информации в сети. Под монотонный бубнежь и стук клавиш, да под плеск моего ирландского чуда, приблизилась полночь. Мы уже порядком опьянели, прикончив вторую бутылку и были готовы, наконец, к подведению предварительных итогов. Итак. Дед Матвей наш распрощался с жизнью на семьдесят седьмом году жизни. Документов у него никогда не было – появился он в Большой Руке ещё подростком в середине шестидесятых, да так и остался здесь отшельником – на краю деревни. Ни родственников, ни друзей у него было, за исключением одной Галины – дочери, но как выяснилось, и та была приемной. Она также не имела документов, ни на каких учетах не стояла. Ни родственной, ни юридической связи между ними не было, но они жили под одной крышей, оба были нелюдимы. Ни мобильных телефонов, ни другой техники в доме не нашли. В библиотеке обнаружилось несколько книг по истории религий, по психологии и психиатрии, а также целая коллекция научной фантастики о путешествиях во времени. В общем не существовало на бумаге ни Матвея покойничка, ни его пропавшей дочки. Только в такой глуши можно вот так спокойно оставаться невидимками, будучи у всех на виду. Всплыл, однако, в биографии Матвея один важный для дела факт – судимость. Соловьев нарыл интересный материал – старик провёл в тюрьме полгода по статье 209 УК РСФСР «угроза убийством». Было это тридцать лет назад, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Самому Матвею тогда было сорок шесть лет. Угрозы сыпались из его уст в адрес семьи из Большой Руки – неким Афанасенковым. Как стало известно из материалов дела, людьми они были набожными, сдержанными, совершенно обыкновенными и ничем не примечательными. Приехали в Большую Руку в тысяча девятьсот восемьдесят шестом и усыновили ребёнка из приюта «Лазурный Сад». Привожу выдержку из материалов уголовного дела, которые дают некую характеристику деда Матвея. «Он ходил к нам почти каждый день. Стучал в двери, вламывался в дом, даже разбивал окна. Сначала мы подумали, что этот Матвей просто умалишенный (тут таких в округе предостаточно), но потом нам стало по-настоящему страшно. Он буквально нас преследовал. Он повторял одну и ту же фразу, все время: Вы должны уехать отсюда. Из Большой Руки. Уехать и никогда не возвращаться. Поменяйте фамилии, спрячьтесь и, возможно, вам удастся спасти вашего ребёнка». Показания Ларисы Афанасенковой от 12 апреля 1988 года. Семья в итоге уехала в Екатеринбург, а Матвей вышел из тюрьмы через полгода и с тех пор больше никогда не фигурировал в уголовных сводках. Из деревенских с дедом изредка общался лишь Гном, да и того он всячески сторонился.