Дракон: Измена Истинной - стр. 49

— Так было всегда, — говорю я.

— Драконы думают, что им подвластно все, что дракон может нарушать закон как угодно и не понесет никакого наказания. Но я тебя уверяю, Лилит, скоро этому придет конец. И, боюсь, для Гая Пауэрса это может стать большой неожиданностью.

— Как можно заставить дракона делать то, чего он делать не желает? — спрашиваю я, — они стоят над законом, у них слишком много влияния и силы.

— Твой отец попросил меня за тебя, — говорит Лазарус сдержанно и деловито, — и поверь мне, процесс уже запущен. Даже если ты решишь вернуться к нему после всего этого, ему придется заплатить за причиненный ущерб, как тот, что он причинил твоему отцу, так и этому заведению. Он перешел все возможные границы.

— Я не собираюсь возвращаться, — оскорбленно говорю я и ощущаю, что в моем тоне чуть больше чувств, чем я хотела показать Лазу.

Лазарус только смотрит на меня, не говоря ничего, словно бы оценивая мою решимость.

— Даже если сына не удастся вернуть? — испытующе спрашивает он.

— Не удастся? — спрашиваю я, и сердце мое падает от одной мысли об этом.

Лазарус вздыхает.

— Я сделаю все, что могу. Закон встанет на твою сторону, но в данном случае силу применить не получится. Он скорее всего попросту сможет откупиться.

Я закрываю лицо руками и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Он мягко касается моего плеча.

— Лил, — говорит он, и я чувствую невероятное тепло в его голосе, — твой отец рассказал мне все. Я знаю, что ты любишь этого дракона. Это разбило мне сердце тогда, и разбивает сейчас. Но поверь мне, я сделаю для тебя все, что смогу. Ты можешь положиться на меня.

— Я так скучаю по Гарри, — говорю я и чувствую, как Лаз мягко обнимает меня за плечи. От этого меня словно бы прорывает.

— Он не такой жесткий, как его отец, он умный, мягкий и вдумчивый мальчик, в его характере уже сейчас чувствуется такое добро, которого хватит и на меня, и на Гая, вместе взятых. Я боюсь, что они сломают его. Ему всего шесть лет, Лаз.

— Я понимаю, — говорит Лаз и осторожно гладит меня по голове, — мы найдем выход.

Я горько качаю головой и отстраняюсь.

— Нет, Лаз, я боюсь, что никогда больше не увижу сына.

Вытираю глаза руками.

— Прости за эти слезы, — говорю я, — тебе уж точно все это не нужно видеть.

— За что ты извиняешься? — недоуменно спрашивает он.

— За то, что я не могу дать тебе шанс, Лаз, — заворачиваю рукав и показываю ему драконью метку истинности.

— Видишь вот это?

Он молча смотрит на метку, не отрывая глаз.

— Я его истинная, понимаешь? Я буду любить его всегда. Тут нет никаких вариантов. Сколько бы цветов ты мне ни прислал, каким бы хорошим ты ни был, какой бы любовью ты меня ни окружил, я все равно не смогу полюбить тебя, Лаз. Прости.