ДР. Роман в трех тетрадях с вопросами и ответами - стр. 56
Нет, тут целая система. Тут, я ж говорю, лагерь фашистский.
– Иначе не скажешь. Овцы, козы, свиньи. Собака, конечно.
Видно, что эксплуатируется в качестве пастуха.
– Это только то, что мы видели. Что у них там, в сараях, кто знает.
Может, еще столько же. Это надо смотреть, как и что делать.
Но понятно, что система работает…
– И ее нужно как-то всю ломать…
– А это не один гектар. Представляете, как нагородили трупоеды?
Короче, мы завтра с рассветом выходим на местность.
И будем решать, как и что…
Здесь разработка нужна. Так, с наскока, ничего не выйдет.
Да, масштаб не тот. Даже в такой глуши и та же беда.
Кругом паразиты. Что ж, будем выводить паразитов!
Одним лагерем меньше – и то дело.
А у нас сегодня всё. Вышли на минутку. Проблемку обозначить.
– Завтра подробно все опишем.
А вы можете присылать свои варианты, что и как делать.
– … с трупоедами и их лагерем. Общую конфигурацию вы поняли.
Ну а мы завтра конкретику подкинем. Тогда и план будет. Вместе составим.
Ну чего, детка, прощаемся?
– Пока. Пишите комменты.
– Давайте, bros and sis. Доброй ночи. Зеленый мир победит! Трупоед не пройдет!
Канал у Евы и Виталия был небольшой – несколько тысяч подписчиков – но международный. С десяток стран. Самые важные видео дублировались версиями с английскими субтитрами. Такие были ко всем, за исключением как раз последних четырех. На Полигоне некогда было переводить.
Я отследил подписчиков. В основном активисты. Лениво-сочувствующих раз-два и обчелся. Так что советов к утру набралось три с лишним сотни. Толкового было мало. Больше воплей. Мол, освобождайте, а там хоть трава не расти. Некоторые ждали фоток и прочей инфы, отказываясь пока выдавать конкретику. Кто-то сразу сомневался, стоит ли в таких условиях что-то делать, и предлагал ограничиться пропагандой.
Шумиха в комментах стихла где-то в течение часа. Ева отвечала на сообщения благодарностями, откладывая подробности на утренний пост. Виталий между тем приготовил ужин. Точнее, разогрел на портативной газовой плитке консервированную фасоль с овощами. Ни она, ни он готовить не умели – могли только разогреть. Костер у активистов тоже был под запретом – какой-никакой, а ущерб окружающей среде. Что газ в плитке добывается с еще большим ущербом, они как-то не думали, и вообще, надо сказать, были мало приспособлены к жизни в той среде, которую так ревностно защищали.
Позднейший осмотр их вещей и лагеря дал много любопытного на этот счет. Всё, от криво и ненадежно поставленной палатки до огромного количества средств от комаров, выдавало в них горожан в третьем поколении. А комаров, кстати, даже по моей, не столь яростной доктрине, что уж говорить о них, полагалось не убивать, а отгонять. Не убивать комаров? В Старцево? В вечерний гон? Озвученная мной в первые дни программа вызвала в свое время лишь улыбку Гришки. А когда комариный гон пришел, я понял, что она значила. И смирился. Я убивал. Всем, чем только можно. Самооборона. Потребность выжить. Не более того.