Дождь в Токио - стр. 17
Верные подчинённые совсем разгорячились.
– Вы оба говорите по-немецки, это преимущество. Ты сможешь его осторожно расспросить, вытащить наружу все тёмные секретики – как гайдзин у гайдзина.
Этот разговор мне нравится ещё меньше неумелых попыток прихлёбывать рамэн, поэтому я снова возвращаюсь к обеду.
– Просто спроси, что он думает… ну… обо мне, – голос Аи звучит на удивление подавлено. Неестественно прямая осанка и красные пятна в разрезе декольте выдают, как сильно она смущена. Бедняжка. Значит, джедай – слабое место Ледяной королевы, та самая сила, заставляющая её растаять.
Я тоже однажды втрескалась по уши, но это было очень давно. В Луку, лучшего друга хорошего приятеля Майи. Мы даже несколько раз целовались, пока его не зацепило что-то поинтереснее. Это меня ранило. С тех пор я не влюблялась – наверное, потому что было не до того. Раз всё так сложно, не стоит рисковать понапрасну. А ещё мальчишек не привлекают грустные пельмени, поэтому в моём случае быть одинокой легко и просто.
– Ладно, посмотрим, что получится сделать.
Глаза Аи неожиданно наполняются слезами, поэтому я торопливо добавляю:
– Он точно без ума от тебя! А кто нет? Ты такая красивая…
Существуют катаклизмы разрушительнее землетрясения. Неудержимые. Неукротимые.
Одно из них временами предстаёт в образе немки-недотёпы с палочками для еды. Она гораздо опаснее любых сил природы. Её зовут Малу. And Malu strikes again, и Малу снова наносит удар.
Ведь именно в эту секунду толстая лапша выскальзывает из палочек и плюхается обратно в горячий жирный бульон. Последствия катастрофические: в пятнах не только моё выходное платье, но и кигуруми Момо, и ниндзя-куртка Рио. Но это лишь сопутствующий ущерб. Настоящую трагедию я замечаю в последнюю очередь: три огромных коричневых кратера расползаются на безупречной блузе Аи с рюшами.
– О боже. Мне очень жаль! – задыхаюсь я, пока Момо симулирует полуобморочное состояние. Вскочив со стула, я тянусь через стол с салфеткой. – Мы выведем пятна!
Однако Ая в панике отшатывается – возможно, намереваясь схватиться за крест. Не мне её осуждать.
– Гомэннасай, – извиняюсь я на японском языке, виновато опустив голову.
Сестрица, взяв себя в руки, выдавливает самую кривую улыбку всех времён и хрипит:
– Сёганай.
Магазин со школьной формой оказывается крошечной деревянной постройкой, зажатой между двумя бетонными колоссами – сказочная нелепость. На старинной вальмовой крыше толстыми одеялами лежат тени: у самой земли солнечные лучи тусклые и тонкие. Густой тёмный плющ обвивает фасад и кажется, будто всё здание держится лишь благодаря ему. Из круглого окошка льётся слабое свечение, акварелью растекающееся по стенам. Перед входом чёрная деревянная арка. Она вся испещрена тёмно-алыми символами, блестящими подобно рваным ранам. Без сомнений, они описывают, какой жуткой смертью я сейчас умру.