Дождь в моем сердце - стр. 19
Остальные женщины тоже оживились, зашумели и двинулись ко мне, не обращая внимания на все еще распростертого на камнях Лильрина. Одна даже чуть об него не споткнулась, так торопилась… что?
Честно сказать, я испугалась и даже отпрянула обратно в глубь паланкина. Я не привыкла, чтобы мне так радовались, тем более совершенно незнакомые мне люди. Тем более — женщины.
— Светлое небо, деточка! Вылезай оттуда, эти дурацкие патрульные тебя напугали, да? Ой… да уберите вы отсюда эту падаль, зачем двор поганите?! Отрубите голову в сторонке, и дело с концом! Ну или гроссам выкиньте!
Это она тоже об Лильрина споткнулась и рассердилась.
А я опять испугалась. Но и обозлилась немного. Почему они тут все такие кровожадные? И мы уже вроде договорились, что ему сохранят жизнь!
— Нет! Он мой! — довольно твердо сказала я, преодолевая себя и все же вылезая из паланкина.
8. Глава 8
Вот интересно, я раз за разом спасаю шкуру этого глупого человека, а он смотрит на меня как на врага, причем все злее и злее. Вот и сейчас откуда-то из-под сапог своих пленителей сверкает глазами, как змей из-под камня. Такое впечатление, что он думает…
И правда дурак. Как же я не догадалась! Он решил, что я так упорно хочу его себе только ради одного: отомстить. Отыграться на нем за все, помучить, насладиться властью.
Ну… каждый судит по себе.
— Бедная деточка, — в голосе светловолосой предводительницы прозвучала неприкрытая жалость. — Зачем тебе это? Ты ничего ему не должна, поверь.
— Я должна не ему, — ответила тихо, но глядя в глаза собеседнице. Ох, трудно это, если всю жизнь привыкла прятать взгляд и демонстрировать скромность. — Я должна себе. Простите. Я…
— Ты устала. Еще бы, столько всего навалилось. Ладно… потом сама разберешься, что это за фрукт, и решишь. Сейчас его запрут покрепче, чтобы не доставлял проблем, а мы пойдем в дом. Тебе надо отдышаться, поесть… Мы расскажем тебе все, что ты захочешь знать.
— Если вам не трудно, дайте ему тоже воды и еды, — это я сказала совсем тихо, чтобы никто, кроме собеседницы, не услышал, особенно сам пленник. Не то чтобы мне так жаль было Лильрина. И без ужина еще ни один мужчина не помер. Но мне почему-то было важно… Я помнила, сколько раз меня запирали в комнате за «проступки и ложь» без ужина или даже без обеда и ужина. Просто потому, что могли. И мне противна была мысль так обращаться даже с этим мужчиной. Особенно с ним, наверное. Он может думать обо мне все что хочет. Я ничего не стану доказывать — переубеждать того, кто уперся, бессмысленно. Я просто буду поступать, как МНЕ НАДО.