Дождь тигровых орхидей. Госпожа Кофе (сборник) - стр. 38
Анна сделала ему бутерброд, потом небрежно махнула рукой:
– Нет, что вы. Просто у меня были ключи от этой квартиры, да и вещи кое-какие надо забрать… и вообще – я вам снюсь.
– Меня зовут Евгений Иванович. Моя фамилия Дымов. Одна русалка мне сегодня уже снилась. Только она была в отличие от вас рыжеволосая, прелестный оттенок, чистое золото. Но она быстро ушла, словно спешила куда-то. Я даже познакомиться не успел. – Голос у Дымова был мягкий, перламутрово-нежный, высокий, с чудесным неместным акцентом.
– Я знакомая хозяйки. Я скоро уйду. Там записка в прихожей, я все прекрасно понимаю.
– Нет-нет, что вы! – Дымов замахал руками. – Анна, бога ради, живите здесь, квартира огромная, какие проблемы! Я – случайный гость, это вообще странно, что я здесь оказался. Я должен был остановиться у другого человека, а он возьми и женись. Вот мой старинный приятель Бобров и познакомил меня с Мартой. Редкое имя, весеннее, пахнет талым снегом и теплым асфальтом.
– А мое имя как пахнет?
– Ваше? Глубокий, пряный запах, замешенный на ароматах розы, лимона и дубовой коры. Восхитительный запах и очень древний, как и само имя.
– Да вы поэт, Евгений Иванович.
– Нет. Я даже не художник. Я ценитель и игрок. Люблю все красивое. Я бы и вас увез, если бы вы мне позволили. Положил бы вас, закутанную в нежную соломку, в деревянный ящик, переложил ватой, чтоб не разбились в дороге, и как произведение искусства отвез вас ну, скажем, в Нант или Канны, вы как?
– Меня уже собирались увезти в Израиль, да забыли на вокзале.
– А я ничего не забываю. Ну да ладно, давайте выпьем за вас, за ваши глаза и грустные губы.
Анна даже забыла, что Дымов так и остался в одних домашних туфлях.
Евгений Дымов, работающий в паре с Франсуа Планшаром, комиссаром – или их еще называют уполномоченными – из Нанта, являющимся организатором крупных аукционов во Франции, приехал в С. с определенной целью. Его интересовал художник Виктор Дорошев, картины которого совершенно случайно обнаружил и купил во время своих последних поездок в С. сам Планшар. По его словам, художник был чрезвычайно талантлив, никому не известен, даже председателю правления Союза художников С. Абросимову, который знал всех художников своего города и мог безошибочно определить, кисти которого из них принадлежит та или иная работа. Увидев уже купленные Планшаром картины Дорошева, Абросимов, услышав фамилию художника, категорически заявил, что рука автора ему неизвестна, а Виктор Дорошев, которого он знает и сестра которого действительно работает и живет у Руфиновых, «кроме голых баб с хвостами» и декораций, ничего не пишет, что его манера письма – если так можно назвать эту «мазню» – ему известна и ничего общего с представленными работами у него нет и быть не может. Это другая рука. Возможно, сказал Абросимов, внимательно разглядывая и изучая пейзажи и натюрморты, яркость и свежесть красок которых потрясла его самого, это работы какого-нибудь студента художественного училища, которого еще никто не знает. В тот день, когда состоялся этот разговор с Абросимовым, у Планшара оставался один час до самолета в Москву, поэтому визит к самому Дорошеву не состоялся. Отправляя в С. Дымова для отбора работ, он, не имея возможности показать ему работы Дорошева в подлиннике, дал ему сделанные с них фотографии и список потенциальных меценатов, которые, если их заинтересовать, могли бы принять участие в финансировании предварительных, обязательных в России, двух-трех выставок местного характера, а потом уже и непосредственно в аукционе в Нанте. Список открывала Ольга Руфинова, затем следовало еще несколько фамилий, в число которых входил Михаил Хорн, Глеб Бобров и сам Абросимов. В телефонном разговоре с Бобровым, которого Дымов знал еще с московского студенчества, Евгений Иванович просил Глеба подыскать ему в С. небольшую квартирку месяца на два. Глеб нашел, да хозяин неожиданно женился, таким вот образом Дымов с Бобровым оказались в тот вечер у Марты.