Доводы рассудка - стр. 20
Апперкросс был поместье средней руки, где всего несколько лет назад, по обычаю английской старины, лишь две постройки отличались от жилищ крестьян и арендаторов; господский дом под сенью вековых дерев, в саду, обнесенном высоким забором с большими воротами, крепкий и чуждый поветриям моды, и прочный дом приходского священника с особым уединенным садом, где груши и виноград подступали под самые окна; но после женитьбы молодого барина ему отвели арендаторский дом, преобразовав и возведя в сан виллы, и с той поры Вилла Апперкросс своими верандами, стеклянными дверями и тому подобными прелестями так же точно могла притязать на внимание проезжающего, как и более основательный и сообразный Большой Дом, отстоящий от нее на четверть мили.
Энн нередко случалось здесь гостить. Обычаи Апперкросса знала она не хуже, чем обычаи Киллинча. Оба здешних семейства так тесно сообщались, поминутно наведываясь друг к другу во всякое время дня, что, застав Мэри одну, Энн немало удивилась; однако раз она была одна, она, уж конечно, страдала от хандры и недомоганья. Хоть и не такая скучная, как старшая сестрица, Мэри не обладала ни умом, ни характером Энн. Будучи здорова, благополучна и окружена вниманием, она умела радоваться и веселиться, но любая мелочь выбивала ее из колеи. Заполнить одиночество было ей решительно нечем; а взяв от отца немалую долю тонкой чуткости к своей особе, она при каждом огорчении умела вдобавок вообразить себя обиженной и обойденной. Внешностью она уступала обеим сестрам и даже в лучшую свою пору была не более как «очень мила». Сейчас она лежала на выцветшей софе в хорошенькой гостиной, которой прежде элегантная мебель уже несколько пострадала от воздействия четырех лет и двоих детей, и, завидя Энн, встретила ее словами:
– Ах, ну наконец-то ты явилась! Я уж думала, так тебя и не дождусь. Я до того больна, что мне даже разговаривать трудно. И во все утро я живой души не видела!
– Как это жаль, однако, – отвечала Энн. – А ведь еще в четверг ты сообщала, что чувствуешь себя совсем здоровой.
– Да, я взяла себя в руки; это я умею, но я и тогда чувствовала себя нехорошо; а уж нынче утром так расхворалась, как никогда еще прежде. В таком положении нельзя оставлять человека одного. А вдруг бы мне сделалось совсем дурно, и я бы даже не могла дотянуться до колокольчика! Леди Рассел не пожелала, стало быть, выйти из кареты. Она за все лето, кажется, и трех раз у нас не показалась.
Энн отвечала надлежащим образом, после чего осведомилась у Мэри о ее супруге.
– Ах, Чарлз пошел стрелять дичь. Ушел, хоть я ему растолковала, как мне плохо. Обещал не задерживаться. Однако его все нет, а ведь уж скоро час. Поверь, я живой души не видела за все утро.