Довмонт. Князь-меч - стр. 9
Князь знал – кто. И даже не положил рук на рукоять кинжала. Просто вошел…
– Это не я! – тут же послышался голос. Обиженный, звонкий, женский. – Ну, правда, не наши. Иисусом Христом клянусь, а еще – Одином, Фрейей и Тором.
Вот это уже было серьезно. Когда девушка из знатного варяжского рода клянется старыми богами – это кое-что значило.
– Ну, здравствуй, Рогнеда, – войдя, князь устало опустился на ложе рядом с улегшейся там же красавицей-девой в богатом мужском наряде. – Давненько не захаживала, что и говорить. Квасу хочешь?
– Попила уже. Вкусный у тебя квас, князь.
Зеленые очи красавицы насмешливо сверкнули, каштановые локоны дернулись. Ах, она была обворожительно хороша, даже и в мужском платье – узкие порты, лазоревая рубаха с шелковыми – модными! – нарукавниками, каждый из которых стоил примерно как две такие рубахи и даже дороже.
– Ты ведь хотел знать, не мои ли люди убили тех отроцев? – погладив князя по спине, тихо спросила гостья. – Отвечаю еще раз – не мои. В чем я уже и поклялась.
– Тогда кто же? – Довмонт скосил глаза.
– Не знаю, – пожала плечами дева. – Ну, не знаю, точно! Да… мои говорили, ближе к утру видели барку на Великой реке.
– Что за барка? – князь вскинул брови.
– Говорят – немецкая. Отбилась от каравана из Риги… Гости рижские привезли сукно, медь да олово, полотна.
Нежная рука юной женщины забралась под воротник князя…
– А ты откуда знаешь про караван? – улыбнулся тот. – Приценивалась?
– Ну да. Я ж и медью, и оловом торгую – ты ж знаешь.
– Пошлины торговые не платишь и купцам нашим многим жизни не даешь, – горестно покивал Довмонт.
Девушка встрепенулась, сверкнула глазищами – рысь! Пантера!
– Не даешь, не даешь, – князь нежно погладил ее по спине, чувствуя через тонкую ткань зовущее тепло податливого женского тела, истосковавшегося по плотской любви. Правду сказать, сам князь тоже истосковался, а потому не стал больше ничего говорить, просто сгреб гостью в охапку, завалил на ложе да принялся с жаром целовать в губы…
– Ах… – Рогнеда закатила глаза, вовсе не пытаясь освободиться. Наоборот, привстала, подняла с готовностью руки…
Сняв поясок, Довмонт стащил с девы рубахи. Сначала одну – верхнюю или «свиту», потом – весь в нетерпении – вторую, обнажив упругую грудь с дрожащими розовыми сосочками… кои тотчас же накрыл губами, принялся нежно ласкать языком… Гостья откровенно млела, особенно когда князь распустил шнурок на ее портах, засунув руку в сокровенное место…
– Ах, милый мой…
Полетели прочь порты… Два тела соприкоснулись кожей… словно молния прошибла обоих… Дева дернулась, застонала, изогнулась, словно боевой лук…