Доверие сомнениям - стр. 22
– То есть, уже не просто гордец…
– В том-то и дело, что не просто! Целый законченный бюрократ!.. Этому-то осетринку с душком не подсунут. И денежки не возьмут: честь окажите, откушайте! Этот эгоист умеет эксплуатировать коллективные формы жизни. Свою форму создал, все уже думают – иначе нельзя: так надо! А вы говорите о своем: ругался. И прекрасно! Не обрел ролишку, не вошел в нее, противно человеку: душа живая. Трудно ему без ролишки, вот и срывается. Это и обнадеживает! Пойдите, пойдите еще раз – увидите, не все потеряно!..
Орбиты
Они были друзьями, затем друзьями-врагами, друзьями-соперниками, затем на долгие годы разошлись, чтоб уж окончательно снова подружиться, но уже в совершенно новом качестве, как два творческих человека…
Словно все эти годы топтались на одной колее, мешая друг другу, и вот наконец, каждый пошел своим путем, своим единственным, который другому не может принадлежать, не нужен, настолько захватывающ свой путь, цель где-то в бесконечной конечности его!.. Все свое – и цель, и поступь, и дыханье. И трудно, и отступиться невозможно: идешь…
Они учились в одном институте, сидели за одной партой, делились как хлебом, самыми сокровенными помыслами о том, о чем писали, о чем хотелось написать. Если одного хвалили на глазах другого, этот другой мрачнел, становился замкнутым, рассеянным, точно с ним случилась беда. И вовсе это не было завистью!.. Все было бы просто и понятно, пусть и она непроста, природа человеческой зависти, пусть она и порок из числа смертных пороков – и все же это было бы понятно. Нет, и еще раз нет, никаких «сальеривских комплексов». Просто в похвале другу почему-то сразу очевидной становилась собственная бездарность!.. И все только так измерялось – соизмерялось этой дружбой-враждой, в которой как никак была ведь и доброжелательность к удачам друга!.. Да они просто постеснялись бы быть завистниками – ведь были они людьми другой эпохи, другого воспитания и исторического, если угодно, опыта. И не кем-нибудь, Пушкиным были они вразумлены уже в самой неэстетичности «сальеривских комплексов»! Или там Толстых и Тонких…
И без конца они примеряли друг к другу свои успехи и неудачи, и без конца решали, так и не решив до конца, «талантлив я – или нет?», «Кто из нас талантливей – я или он?».
Друг без друга они не чувствовали, не сознавали себя… Точно два деревца на одном корне.
Что же случилось после того, как прошли годы разлуки?.. Что заставило их опять вспомнить былую дружбу, или, вернее, дружбу-вражду, наконец, снова подружиться, уже, ясно, навсегда?.. То, что книги и одного и другого стали появляться на прилавках? То, что оба были уже «в четвертой четверти» той умозрительной, среднеарифметической, полосе жизни, о которой все же страшновато и самому себе сказать: «старость»!.. То вершина, с которой лететь в тартарары, то ли пропасть, дно ее?