Доступ - стр. 7

Официантка стояла молча, и глядела на него прямо, отчего Музин смутился, опустил глаза в меню, поводил пальчиком и картинно произнёс: «Мне, будьте добры, бокальчик Жигули Барного».

Последовали два медленных морганья.

– Всё?

– Пожалуй, да.

Она повернулась и пошла вдаль зала, но до стола долетела реплика: – «Было бы для кого».

И Борис ощутил себя школьником в столовке, а Гриша Говорян по чуткости своей понял адресата и решил сразу убрать негатив. Он почтительной интонацией обратился к Музину: «Рассудить нас может только профессиональный художник. Ведь ты, Борис, больше многих знаешь о вдохновении и славе. Так поведай…»

Тот несколько распрямился, ощутив себя свободнее, чем мгновение назад. И произнёс сначала неясно, а далее всё более громко, возвращая уверенность: – Да, я достиг успеха в своё время. Да, была у меня слава, теперь, правда, померкшая. Но вопрос творчества – не принадлежит ничему! И ничем его не измерить. Ван Гог банальный пример, но яркий! Слава и творчество… мда… словом,

Художник выронил из головы то, что хотел сказать далее, всё же его стихией были образы, а не слова. Но внимательно слушавший Среднявский, вопросил, – Но есть же нечто первичное? Ты ведь трудом заработал мастерство, но оно взялось от склонностей?

Борис с огнём в глазах уже менторским тоном продолжал: – Я всегда любил вдохновение. Но овладел им не сразу, а трудом и упорством. И, кстати, прямо сейчас работаю как раз на эту тему. Там что-то в духе натуры Айвазовского, но с абстракцией Кандинского. А смысл такой: творец проводник высшего замысла, который не в состоянии осознать, пока не воплотит. Поэтому он должен быть готов, когда ему откроется доступ в иные миры. Знаете, мне сегодня…