Досье генерала Готтберга - стр. 30

– Что вы, Катерина Алексеевна, – комиссар Петровского побледнел. – Просто устали бойцы, плохо воспринимают, да и у самого глаза слипаются.

– Так ты лучше отдохни, – посоветовала Белозерцева. – Чего самому мучиться и людей зря мучить? Иного времени не найдешь, что ли?

– Так только ночью и затишье, – продолжал Волосюк почти жалостливо. – Как рассветает, иных дел хватает. А передовица в «Правде» хлесткая, не в бровь, а в глаз…

– Но теперь полегче будет, откатился Манштейн, – ответила Катерина Алексеевна уже мягче, – так что погоди до утра, дай бойцам выспаться. А передовица действительно хороша, – согласилась она. – Погодин писал, у него талант, умеет зажечь оптимизмом и дух поднять. Вот завтра и прочти товарищам, чтобы настроение было соответствующее. А теперь все, заканчивай, заканчивай мучить бойцов. Спать, спать! – распорядилась она.

– Спасибо, Катерина Алексеевна, – протянул кто-то.

На улице сразу цепко схватил мороз, снег скрипел под ногами, в высоком черном небе голубовато переливались звезды, казалось даже, что они раскачиваются. Вокруг царила непривычная тишина. Плотно запахнув полушубок, Белозерцева быстро прошла через двор и взбежала по обледеневшим ступеням на крыльцо соседней избы. Толкнула дверь в сени, войдя вслед за ней, Лиза сразу почувствовала запах молотого кофе, такой знакомый и уже давно забытый.

– Антонов! – крикнула Белозерцева с порога, – что, готово у тебя?

– Так точно, Катерина Алексеевна, – выскочив из-под большого прямоугольного экрана, растянутого на стене, доложил киномеханик. – Прикажете начинать?

– Начинай, – согласно кивнула Белозерцева. – Садись, – указала она Лизе на стул в углу горницы. – Пальто, шапку снимай, а то жарко будет: у меня натоплено сильно, я люблю, когда так. Сейчас кофе принесу. – Катерина Алексеевна подошла с небольшому столу перед самым входом, взяла с плитки дышащий паром чайник, налила из него в две кружки густоватой, ароматной жидкости. – Не настоящий, конечно, с ячменем и цикорием перемешан, – пояснила она, передавая одну кружку Лизе, – но все равно неплох.

– Спасибо, – поблагодарила та, смущаясь, – я и такого-то не пила давно.

– Вот и побалуйся, – усмехнулась Белозерцева.

Киномеханик придвинул ей потертое бархатное кресло. Она села рядом с Лизой. Только теперь Лиза заметила, как она изменилась. Лиза поняла, что до сих пор память рисовала ей образ Катерины Алексеевны, каким она помнила его в детстве, несколько искажая реальность. Увы, Белозерцева – или княгиня Белозерская, что вернее – сильно изменилась. Прошедшие годы явно не прошли даром, принеся скорее всего горе и разочарование. Катя похудела, осунулась, черты лица заострились, у глаз проступили морщины.