Дороже всего на свете - стр. 15
Дичь какая-то. Я же не гувернантка. Надо быть увереннее.
Леон медленно подходит, и я передаю ему дочь. Наши ладони соприкасаются, и на мгновение в комнате становится абсолютно тихо. Он смотрит на меня дольше, чем обычно.
Надо как-то блокировать все воспоминания, но я не могу. От переутомления мозги почти не работают. Даже не снится в последнее время ничего, а на острове каждую чертову ночь снился этот проклятый Дамианис.
Не знаю, чем так провинилась, но вина совершенно точно моя, раз я страдаю от этих чувств. Хочу, чтобы меня любили, чтобы относились с нежностью. Хочу строить отношения с любимым человеком. А что на деле? Ничего!
– Антонина, – окликает Леон, когда я уже у двери. – Ты бы одевалась скромнее. – Он опускает глаза на мои ноги, затем поднимает их к оголенному животу.
Даже в мыслях не было провоцировать Дамианиса. У меня и вещей-то особо нет.
– Антонина или Александра? Ты определись уже.
– Мне и так и так нравится. Тебе оба имени подходят. Но оставим Александру. Поправляй, если буду забываться. И одевайся скромнее, – повторяет он.
Забываться? Означает ли это, что Леон тоже помнит, как хорошо нам было вместе на острове? И если да, то почему все так изменилось?
– Одеваться я буду, как хочу. Да, это твой дом, и все в нем твое, в том числе эта девочка и я сама, но мы не вещи на полках, а люди с потребностями и чувствами. Я изо всех сил пытаюсь тебя понять, Леон, но ничего не выходит. Получается лишь презирать. Причем не только тебя, но и себя. Хочется думать, что ты не конченый негодяй, а нормальный, здравомыслящий мужчина. Но разве здравомыслящий так бы себя вел? Сомневаюсь.
Дамианис молчит. С дочерью на руках он выглядит просто потрясающе. Обезоруживает. Даже несмотря на измученный вид.
– Только недолго гуляй. День был тяжелый, я валюсь с ног от усталости.
– Ухаживать за ребенком и решать проблемы международного масштаба – не одно и то же. Но это твоя дочь, а не моя, – вонзается в Дамианиса шпилька.
Сказала, а самой теперь страшно, что сейчас прилетит ответка, и в саду я буду не гулять, наслаждаясь минутами одиночества и тишины, а рыдать.
Но Леон ничего не говорит. Отворачивается и идет с Мией к кровати. Смотрю на его рельефную спину, узкие бедра, и хочется кричать в голос. А еще попросить Дамианиса завтра же отвести меня к неврологу или психотерапевту. Ненормально – испытывать чувства к мудаку, который ни во что тебя не ставит.
Выхожу на воздух, и дышать становится легче. А может, это от того, что я высказала все Леону.
Сад наполнен вечерней свежестью. Осторожно ступаю между зелеными клумбами, где распускаются неизвестные цветы. Я думаю о Леоне и о наших сложных отношениях. Здесь, среди зелени и пения птиц, кажется, что все может наладиться. Какое заблуждение… Но если человек не будет мечтать о чем-то хорошем, то как это хорошее с ним случится? Ведь недаром говорят, что мысли материальны…