Дороги скорби - стр. 30

– Занятная мысль.

– И не говорите, друг мой. Сколько книг вы прочли за свою жизнь?

– Ни одной, – сообщил я профессору Чайке. – Чтение утомляет меня, да и читаю я скверно.

– Как и многие наши соотечественники. Это не беда и не недостаток. Господь подарил каждому из нас свой собственный путь. Вы вот пошли своим и стали гонцом, я… Надеюсь, я все-таки стал ученым. Молодости свойственны заносчивость и категоричность, в какой-то степени я даже счастлив, что она прошла.

– Отчего же?

– Оттого, друг мой, что по молодости я бы никогда не стал общаться с неучами и тем более воспринимать их всерьез. Когда подобные убеждения отпали, словно шелуха, я пришел к пониманию творчества сами догадались кого.

– Снегиря?

– В точку.

– Но Снегирь был образован и, по слухам, весьма богат.

– Бред сивой кобылы, – мой спутник ухмыльнулся. – Это легенда, которой снабдили его снобы того времени, дабы отвлечь себя от правды. Понимаете, друг мой, герцогу не пристало сидеть за одним столом с крестьянским сыном и тем более внимать каждому его слову, запоминать каждую спетую крестьянином песню, дабы потом петь её своим детям.

– То есть Ян Снегирь не имел за своей спиной знатных родителей? А как же герб?

– О чем вы?

– По долгу службы я часто бываю в кабинете советника короля, – я осекся, дабы не сболтнуть лишнего, и, тщательно взвесив каждое слово, продолжил: – Я видел картину. Старую картину, на которой изображен Снегирь. На этой картине также изображен герб короля – олень о золотой короне на белом поле.

Генрих Чайка не ответил ничего, вместо этого мой спутник зашелся хохотом.

– Я говорю чистую правду! – не желая того, я начал защищаться. – Я готов поклясться на прахе моих родителей!

– Я охотно вам верю, – выдавил из себя Чайка, вытирая шелковым платком собравшиеся в уголках глаз слезы. – Нет никаких сомнений, что вы видели портрет Снегиря и королевский герб, но, уверяю вас, подобные портреты висят и в Гнездовье, и в Братске, и знатных Трефов. Думаю, и в Мигларде найдется пара таких. Как и в других славных городах Гриммштайна. На одном портрете – герб с оленем, на другом – с вороном, на третьем, безусловно, – лилии.

– Иными словами…

– Иными словами, чуть ли не каждый знатный род бахвалится тем, что его генеалогическое древо украшает известный поэт.

– Вот оно что.

– Вот оно что, – повторил мои слова профессор Чайка. – Вы попали в паутину мифа. Да, друг мой, именно так.

Я не находил слов и посему решил отмалчиваться до тех пор, пока мой собеседник не продолжит разговор сам, и спустя непродолжительное время так и случилось, а до тех пор я наблюдал прекрасные холмы, замершие под безжизненным осенним небом. Есть, друг мой, в этом небе что-то пугающее и навевающее тоску, не могу сказать, что именно, но мне всегда казалось, что осенью умирает не только природа, но и небо. Я хотел поднять сей вопрос и узнать мнение Чайки на данный счет, но, к моему сожалению, до этого так и не дошло.