Дорогая, я дома - стр. 39
Машина остановилась у подъезда, внизу как раз закрывался ресторан, в полутьме усталые официанты убирали что-то со столов. Таксист вытащил чемодан из багажника. Усталость. Она медленно, со стуком, потащила чемодан по ступенькам – один пролет, два пролета, так-так-так-так – стучал чемодан, как эскалатор в метро в далеком году в далекой Варшаве. В третьем пролете, у двери квартиры, сидел Рафал, уронив голову на руки. На нем были черные вылинявшие джинсы, черный свитер, лыжные ботинки – первое, что успел надеть, волосы были растрепаны. Услышав шаги, он, кажется, проснулся, встал, глядя на Еву в упор черными, мутными глазами. Мне снилось, что ты панк, вспомнила Ева… Он перегородил ей проход, наклонился, точно что-то хотел сказать, – но вместо этого просто поцеловал в щеку. А потом взял из ее руки чемодан и поднял на последние три ступеньки.
Молодая бедная девушка из провинции и богатый мужчина. Пошлость, что и говорить, хотя почти всегда за этой пошлостью стоит настоящая драма. И те, кто смотрит страницы светских хроник, недоумевая, – зачем, зачем они тянут бог знает откуда этих провинциалок, которые ведь точно их не любят, – они просто не знают, о чем говорят. Они не знают, как это – открывать для молодой девушки мир ее мечты. Купить ей туфли и шубку, о которых она раньше не могла и думать. Ввести ее под руку в «Ритц-Карлтон», где для вас двоих уже заказана сюита. В первый раз сводить в ресторан, отмеченный мишленовской звездой. На ужин со знаменитостями. На яхту к друзьям. В первый раз ввести в дом, в котором пять спален и в котором живешь ты один. Это все твое, ты это заработал, добыл – но ты убил на это полжизни, слишком много крови и нервов, чтобы испытывать от обладания хоть какую-то радость. И тебе остается дать эту радость ей, тебе же перепадет ее детский восторг, широко распахнутые глаза и, если повезет, ее любовь – к тебе, сильному и доброму волшебнику. Как все кончается? Это вы знаете из тех же светских хроник: беседой с вежливым, компетентным адвокатом, который в дипломатичной форме излагает основное желание вчерашней восторженной девочки: иметь все то же, но уже без тебя. И они не без приятности доживают свои дни в небольших домиках на одном из побережий, обставленных в прованском стиле, а мы остаемся один на один с мыслями – как удержать ее, ту девушку, ослепленную золотом люстр и фотовспышками, навсегда?
Людвиг Вебер, предприниматель
Танец
Раз, два, три… – шепчу я про себя и стою перед дверью. Пока – закрытой. Вы когда-нибудь учили девушку танцевать? Может быть, девушка учила вас? А может, вы из того поколения, что вовсе не танцует, а кое-как дергается под музыку в одиночестве? Я не лучший танцор, но еще принадлежу к той отмирающей группе людей, для которых танец подразумевает наличие партнера, а умение вести даму относится к тому же джентльменскому набору, что и умение завязывать галстук разными узлами и искусство выбрать рубашку с правильным воротником. Хотя если быть совсем честным – галстук я завязывал каждый день, а танцевал много реже. Я подписывал бумаги, совершал слияния и поглощения, мотался по всему земному шару в самолетах авиакомпании, большей частью которой владел, пил перед собраниями убийственно крепкий кофе и пытался перехитрить моих деловых соперников – я делал деньги. Зато потом, когда все замечательно сошлось, когда судьба сложила свои невидимые, сотканные из росы пути в дивный узор, значение которого оцениваешь много позже, – вот тогда я станцевал свой танец, танец с камнем, положивший начало моей последней и единственной настоящей любви. Не смейтесь – я уже стар, мне мало осталось жить, а я только сейчас узнал, какая она, настоящая любовь.