Дорогая миссис Бёрд… - стр. 37

– Виски с содовой подойдет, – Банти очень любила американское кино.

– Спасибо. – Я не пила ни виски, ни содовую, но это было очень мило.

– Льда нет, – прибавила она так, будто это было второй из сегодняшних бед.

Я хотела было сказать, что да, конечно, у нас его нет, мы же в западном Лондоне, а не в Калифорнии, но это было бы нечестно. Хватит с нее плохих новостей.

– Налей уж тогда и себе, – предложила я, на что Банти охотно согласилась.

Было двадцать минут четвертого, и пить виски в столь ранний час было как-то волнительно. Наверное, так делала Бетт Дэвис. Почему это должно было случиться вот так, когда пришел конец нашей с Эдмундом помолвке? Я не хотела истерик, но мне было больно – словно кто-то влепил мне пощечину. Очень больно.

Я взяла бокал. Готова поспорить, Бетт Дэвис не страдала бы. Вряд ли она вообще вышла бы за такого, как Эдмунд. Он бы показался ей чересчур скучным. Если быть совсем честной, мне он тоже казался немного скучным, а я была просто девчонкой из Гемпшира, а не кинозвездой. Были у Эдмунда и другие недостатки, например, иногда он бывал невыносимо напыщенным. Он высмеял меня, когда я сказала ему, что хочу стать военной корреспонденткой.

Когда я вспомнила об этом, идея не выходить за него замуж начала казаться не столь уж плохой. Слегка взбодрившись, я понюхала виски. Банти подняла бокал, и я тоже.

А потом мы, как говорится, хорошенько отхлебнули.

Мы посмотрели друг на друга, чувствуя, как внутри все жжет огнем, и принялись кашлять. Брошена, а теперь еще и отравлена. Последние несколько минут выдались крайне насыщенными.

Чуть позже я вытерла слезы, пытаясь прийти в себя.

– А что бы сделала Бетт Дэвис на моем месте?

– Пристрелила его и подалась в бега, – прохрипела Банти, сидевшая на диване рядом и разглаживавшая юбку. – Эм, честно, жилетка выглядела так, будто ее вязал обезумевший маньяк, может, это его и спугнуло, но так с тобой поступать – уж это ни в какие ворота не лезет.

– Точно, – согласилась я, так как теперь мы знали, что жених мой жив-здоров и даже бодр и весел, и от этого его поступок был еще ужаснее.

Правда была в том, что я любила Эдмунда, хоть отец и говорил, что он родился идиотом. Он был добрым малым, и я знала его с самого детства, и когда его призвали на службу, я согласилась с ним встречаться. И когда его отправили на фронт, он спросил, выйду ли я за него замуж, и я патриотически согласилась. Не то чтобы я с ума сходила от любви к нему, но он был очень мил, да к тому же отправлялся на бой за мир во всем мире.

Мы сидели вот так, в унылой зимней гостиной, и я подумывала, а не сделать ли еще глоточек. Пожар внутри уже погас, стало совсем неплохо, и, кажется, я настроилась на философский лад.