Размер шрифта
-
+

Дорога в Тридесятое царство - стр. 42

Под материнской любовью имеется в виду именно безусловная любовь, просто за то, что ребенок есть. В этом случае малыш не может быть плохим, таковыми могут быть только поступки, которые любящий родитель терпеливо разъясняет. Такое переживание материнской любви – пассивное переживание, то есть ребенок не делает ничего сам, чтобы быть любимым. Все, что от него требуется, – это быть ее ребенком. Это и счастье, и одновременно горе: ничего не зависит от маленького человека. Такую любовь не только не нужно, но и невозможно заслужить. Если она есть, она есть, если нет – ее никак не завоевать.

Эта психовозрастная стадия на этническом уровне и соответствует язычеству. Конечно, это заявление требует обоснования, которое я постараюсь сейчас дать.

Дело в том, что мифы политеистической эпохи любого народа не дают точных указаний, как должен вести себя человек; в них еще нет твердых запретов, императивов, нет нравственно-морального аспекта. Языческие мифы – это иносказательные повествования о том, какова жизнь. Языческие боги – утрированные архетипические образы, гиперболизированные отражения различных граней психики самого Человека. Мифы матриархальной (языческой) стадии не апеллируют к нравственности, не диктуют строгих законов, не угрожают – народ-ребенок попросту еще не дорос до такого уровня восприятия. Языческие сказания всего лишь дают иллюстрации – за такими-то действиями следует то-то. Прометей взял огонь вопреки отцовскому (Зевсову) запрету – последовала расплата. Точно так же мать говорит ребенку: один мальчик тоже не слушался родителей, забирал из садика чужие игрушки, поэтому пришел дядя милиционер, забрал все игрушки у этого мальчика и раздал чужим детям. Это совсем не то же самое, что «еще раз увижу у тебя чужое – получишь ремня» или «не укради – будешь гореть в геенне огненной»: для этого человек уже должен твердо знать, что такое «свое», а что «чужое» и, следовательно, что такое воровство. На матриархальной стадии восприятия эти знания еще только формируются, они пока не имеют формы целостного, постоянного понятия, которое сложится в дальнейшем из отдельных опытов столкновения сиюминутных желаний с реальностью. Например, что касается того же воровства: двухлетний ребенок, который «принес» чужую куклу из гостей, после «серьезного разговора» с родителями поймет лишь то, что нельзя больше брать игрушки именно из того дома, где он только что побывал. Потом «границы запрета» распространятся на другие гости, садик, площадку у дома и т. д. И только после многократных попыток присвоить чужое с последующими разъяснениями, а также после анализа чужих подобных примеров, включая и сказки, и проступки других детей, маленькому Человеку откроется истина «не укради». И вот тогда с него уже можно будет спрашивать по всей строгости, «по-отцовски».

Страница 42