Дорога памяти - стр. 14
Опера «Бэла» была закончена и поставлена в филиале Большого театра.
После войны папа был приглашен на должность главного либреттиста Большого театра. Но об этом стоит рассказать поподробней, это необычная история, связанная с нашумевшей оперой Вано Мурадели «Великая дружба». Но об этом немного позже…
Конечно, для папы главным в его творчестве всегда оставалась живопись, в более трудные периоды – книжная графика. Но его постоянно привлекала также и теория живописи старых мастеров, процесс лессировки, трехслойный метод.
В молодости папа сам с увлечением писал в манере художников Возрождения. Больше всего его привлекала школа венецианцев.
К сожалению, в те годы он был беден, и ранние картины его сильно потемнели, потому что олифу он покупал по дешевке в керосиновой лавке, которая была тут же, рядышком, за углом. Я с удовольствием ходила с ним, темная лавка мне казалась таинственной пещерой. Низкий темный подвал, скользкие ступени и острый запах керосина.
Позднее папа написал большой теоретический труд «Секреты живописи старых мастеров». Эта книга до сих пор не имеет себе равных, уже и оттого, что он сам много писал в этой манере.
Еще раньше, в бытность нашу на Маросейке, папа получил письмо на серой бумаге без обратного адреса и подписи. Ему с благодарностью писали художники из далекого концлагеря. Лишенные возможности заниматься живописью, они от руки переписывали его книгу и передавали ее друг другу.
Тем временем в наш дом на Третьей Миусской продолжали въезжать именитые композиторы. В квартире под нами поселился молчаливый величественный Рейнгольд Морицевич Глиэр. Иногда я видела его дочь, узкую, какую-то плоскую, быструю. Помню ее длинные серьги с сапфирами.
Шум и дребезг доносились сверху. Выше этажом сочинял свою лихую музыку композитор Покрасс. Но это длилось недолго. Коротенький, кругленький, он бегом сбегал по ступеням. В соседнем подъезде жил его брат. Они недолго оставались в нашем доме. Исчезли, уехали, куда – не знаю.
Много лет спустя мне рассказали, что Сергей Сергеевич Прокофьев как-то прошелся по нашему дому, поморщился и сказал: «Здесь слишком шумно и много музыки». И наотрез отказался от предложенной ему квартиры.
Сергей Сергеевич переехал на улицу Чкалова, возле Курского вокзала, но в тихом глубоком дворе.
Моя жизнь сложилась так, что я позднее много раз бывала в той квартире, уже разоренной, разграбленной, где самое яркое воображение не могло нарисовать живущего там Сергея Сергеевича. Но это все случилось много лет спустя.
Конечно, квартира в нашем доме не пустовала, и вместо Покрасса в квартиру № 50 прямо над нами въехал Тихон Николаевич Хренников. Я сохранила о нем, о его жене Кларе Арнольдовне самые добрые воспоминания. О них я еще многое расскажу и не один раз, но всему свое время.