Дорога надежды - стр. 36
Таков был позабытый Анжеликой обычай аквитанцев – отцовская рубашка!
Для ребенка, только что покинувшего надежное материнское лоно, отцовская рубашка есть символ тепла, доброжелательности и защиты, которую представляет собой отец и которую тот дарит ему.
Это стало едва ли не последним, что она запомнила, будучи в сознании.
Не выйдя окончательно из забытья, вызванного тяжелыми родами, она находилась как бы во сне, куда до нее доносились отдельные слова, отдельные фразы, появлялись одни люди и оставались незамеченными другие.
Где же Жоффрей? Она не видела его более, искала, думая о нем как о внезапно исчезнувшей поддержке. Ей казалось, что он то появляется, то исчезает, она пыталась выхватить его взглядом. Голова у нее словно опустела, и она не могла связать и двух мыслей, хотя отчетливо, со всей ясностью воспринимала происходящее.
Слабый крик, раздававшийся неподалеку от нее в центре комнаты, невыносимой мукой разрывал ей душу. Ее взгляд задержался на неясных контурах колыбели.
Миссис Кранмер, незадачливая хозяйка, беспрестанно сетуя, распорядилась принести с чердака висячую люльку, что-то вроде плетеной корзины, на дне которой был постелен матрац, набитый овсяной мякиной; эта люлька прибыла сюда на «Мейфлауэре» и служила всему семейству.
Ее поставили на стол и уложили туда двух малюток, которым та оказалась в самую пору.
За несколько часов, несмотря на свою хрупкость, они заполонили собой все вокруг, все привели в движение, сосредоточив вокруг дома с коньком миссис Кранмер мысли целого города и порта.
Рождение двойни всегда сопровождается массой примет, что всеми интерпретировалось по-разному. Тем более что в данном случае речь шла о появлении близняшек у такой неоднозначной пары – католиков и французов.
Покоясь в колыбели, принявшей в свое лоно еще первые поколения североамериканских пуритан, новорожденные пребывали в центре мира, при этом совершенно не участвуя в его заботах. Крайняя хрупкость ограждала их, помещала по другую сторону бытия. Никто не осмеливался ни обсуждать, ни комментировать их существование, и вследствие этого умалчивания Анжелика понимала, что окружавшие ее люди инстинктивно не решались еще причислить их к живым.
Могла ли она питать какие-либо иллюзии относительно выживания детей, родившихся недоношенными и такими слабенькими? Она пыталась ухватиться за малейший благоприятный знак и думала, что нависшая над заливом удушливая жара, сжигающая ее, обливающуюся потом в своей постели, будет, может статься, спасением для них.
Хотя она и знала, насколько обманчивы у недоношенных первые проявления активности, она испытывала невольные краткие мгновения надежды, когда видела, с какой силой, жадностью и храбростью они припадают к ее груди. Затем их силы стали убывать.