Дорога мертвеца. Руками гнева - стр. 12
«Кто без греха, пусть первый бросит в меня камень».
Он не мог отвести взгляд и смотрел, как мертвецы удаляются в темноту.
По мере движения по реке возникали всё новые картины его жизни. Одно сплошное дерьмо.
Он обернулся к другому берегу, в надежде увидеть лучшее представление. Но там было то же самое.
Уплывай.
Наконец, прямо по курсу, над водной гладью стала вырастать худшая часть кошмара.
Сначала поверхность пробили паучьи ноги – целых десять мельтешащих ног, слишком много для подлинного членистоногого. Следом вынырнула раздутая округлая туша паукообразной твари. В огромных красных глазах угадывался темный жуткий разум.
Паук перекрыл всю реку, ногами упершись в берега.
Но лодочник не свернул, неуклонно двигался вперед.
Преподобный протянул руку к револьверу – там было пусто. Он был совсем голым, со сморщенным членом, перепуганный. Попытался крикнуть, но не вышло. Страх точно зашил ему рот.
Паук привел в трепет, и он не мог понять причины. Ладно, размер. Ладно, зловещие красные глаза. Он не раз стоял лицом к лицу с врагом, а то и с тремя – и всех отправил в ад, и никогда, ни на миг, не испытывал подлинного страха. До этих снов. (Боже, только бы это были сны!)
Преподобный понял, что не может оторваться от глаз паука. Они впитали все его грехи и слабости.
Лодка двигалась вперед.
Тварь разинула черную, обросшую шерстью пасть, куда лодка вплыла как в туннель, и, едва чернота и вонь поглотили нос лодки вместе с лодочником, Преподобный потерял из виду красные глаза. дальше его окружала тьма, свет за ним померк – и он очутился в аду…
Он проснулся, обливаясь потом.
Сел, задрожав от холода.
Молнии сверкали раз за разом. Яркие зигзаги были видны даже через плотные шторы, а когда порыв ветра их разметал – совсем отчетливо. Шторы хлопали и рвались к нему, как прибитые за хвост призраки. Дождь хлестал в окно, на постель и его сапоги. При вспышках молнии сапоги блестели мокрой змеиной кожей.
Он вывалился из постели, подцепил бутыль виски и надолго припал к ней. Не помогло. Привычная волна тепла не прошла по нёбу, не разлилась в животе. С тем же успехом он мог выпить подогретую солнцем воду.
Шагнул к окну, собираясь закрыть его. Но передумал.
Высунувшись, подставил лицо дождю и ветру, точно приглашая молнию ударить с небес и расколоть его голову как тыкву.
Молния не соблазнилась приманкой.
Дождь залепил мокрыми волосами лицо, смешался с потом и слезами, струйками потек на грудь и за воротник, где налипли пряди.
– Могу ли я быть прощен? – тихо спросил он. – Я любил ее. Всей душой и сердцем, как только может мужчина любить женщину. Мы не совокуплялись, как скотина на лугу. Это была любовь, сестра она или нет. Слышишь, ты, старый говнюк, это была любовь!