Дон Хуан - стр. 24

– И вы допускаете, что речь идет о чем-то ирреальном?

– Да.

– Ирреальном – то есть фантастическом?

– О нет! Слишком идеальном.

– Значит, идеальным было и то, что заставило вас схватиться за пистолет?

– Разве вы знаете?

Солгать я не мог. И увидел, как потемнели ее глаза, как в них вспыхнуло что-то, похожее на стыд.

– Его слуга изложил мне свою версию. И я готов в нее поверить… Но если вы скажете…

– Я бы рада, но тоже не умею лгать.

– Ну, а вас не удивляет, что слуга, который во время выстрела находился совсем в другом месте – это я могу подтвердить, – знает мельчайшие подробности?

– Здесь намешано столько загадок, что эта – сущий пустяк. Сейчас я спрашиваю себя о другом, тем же вопросом я терзала себя и до вашего прихода: неужели я ошиблась?

– В чем?

– Когда почувствовала себя объектом любовного интереса или, лучше сказать, ухаживания. Когда поверила, будто два месяца, прожитых рядом, два восхитительных и неожиданных месяца были началом любви – и уже стали любовью.

– Вы сомневаетесь?

– Да, ведь за все это время слово «любовь» ни разу не прозвучало, я хочу сказать – в обычном смысле, в смысли любви мужчины и женщины.

– А чем же еще это могло быть?

– Не знаю.

Соня помолчала. Потом встала, порылась в лежащих на столе бумагах и протянула мне переплетенные в тетрадь машинописные листы. Я прочитал название «Дон Жуан. Анализ мифа».

– Это моя диссертация. Я защитила ее в Сорбонне два месяца назад.

Я принялся листать рукопись. Соня снова села и несколько минут не открывала рта. Затем поднялась, наполнила рюмки и, не спрашивая, взяла у меня сигарету. Я молча наблюдал за ней. И вдруг сообразил, что до сих пор не позволял себе увидеть в ней женщину. Теперь, разглядывая ее, я вполне оценил достоинства, о которых говорил Лепорелло, и открыл новые. Мало того, я уже начал чувствовать силу ее чар.

– Я не знаю, кто вы, да это и не имеет значения, – заговорила Соня. – Будь вы моим другом или хотя бы знакомым, я бы не стала вам ничего рассказывать. Вы наверняка католик и легко поймете причину – ведь для исповеди вы охотнее выбираете незнакомого священника. К тому же хорошо, что вы испанец. В ваших странах, насколько мне известно, еще ценят так называемую женскую чистоту, а если и не ценят, то, по крайней мере, не презирают женщин, не имеющих любовного опыта. Моему соотечественнику никогда не пришло бы в голову спросить, девственница ли я, но скажи я «да», он расхохочется мне в лицо. И будет смеяться еще громче, узнав, что я храню девственность по доброй воле, а предрассудки или комплексы тут ни при чем. В этом смысле я спокойна: мое сексуальное поведение не подчинено какой-то темной силе или клубку смутных причин, которые так интересуют психоаналитиков. В детстве я была верующей, а когда перестала верить, главное различие между мной и подругами заключалось в том, что они мечтали достичь семнадцати лет и завести друга, а я не спешила. Должна признаться, холодный темперамент мне в этом помогал; любые сведения о сексе я воспринимала равнодушно, и когда позднее мне захотелось отыскать внебиологический смысл девственности, то, честно говоря, я его не обнаружила. Я, как и все, могла выйти замуж и вовсе не собиралась оставаться старой девой. Но замужество не входило в мои ближайшие планы, впрочем, как и любовные или просто сексуальные отношения. Повторяю, мой темперамент позволял мне обходиться без этого, что с профессиональной точки зрения было весьма полезно. Любовь и секс крадут слишком много времени у женщины, которая решила заниматься наукой.