Домработница царя Давида - стр. 20
– Стихи какие-то совсем разные. Странная поэтесса.
– Еще бы не странная! – с готовностью ответил издатель. – У неё шизофрения. Я точно знаю, я с ней в дурдоме познакомился.
– А вы как там оказались? – Аня ни за что не спросила бы, если бы не была уверена, что издатель так шутит.
– Как все, – с той же веселой готовностью сказал издатель. – Связали, привезли и лечить стали.
– Тоже от шизофрении? – поддержала она шутку.
– Если бы… – с сожалением сказал издатель. – Нет, не от благородной шизофрении… От алкоголизма меня лечили.
Идиоты. Все знают, что алкоголизм неизлечим, а они туда же… А Алина посмотрела на меня сумасшедшими глазами – знаешь, как сумасшедшие умеют смотреть? Жуть! И говорит: «Год будешь трезвым – получится то, о чём мечтал вчера. Два года будешь трезвым – надежда не умрёт. Всегда будешь трезвым – сделаешь всё». Я, конечно, не понял ничего. Чего там понимать – сумасшедшая же… Четвёртый год не пью, представляешь? За первый год своё издательство раскрутил. С нуля! Как раз перед тем запоем бредил: если бы у меня свое издательство было, хренушки меня с работы выперли бы. Вспомнил, что сумасшедшая говорила – смеялся. Мало ли какие совпадения бывают. А полтора года назад Наденьку встретил. Когда поженились – дошло: жену-то у меня Надеждой зовут! Прямо как кипятком окатило… Это что значит: если вдруг запью – Наденька умрёт? Нашел эту Алину, ездил к ней, спрашивал – не помнит, что говорила. Вот ведь, а!.. Смеялась даже. Говорит: «Чего ты боишься? Не пей – и бояться не надо будет». Она, когда не в больнице, – совершенно нормальная. Даже мудрая… Я её стихи на свои деньги выпускаю. Ей приятно будет, а я не обеднею.
Алине действительно было приятно. И издатель уж наверняка не обеднел: тоненькая тетрадочка в мягкой обложке, тираж сто экземпляров. Один из этих экземпляров Алина потом подарила Ане. Написала почти нечитаемым почерком: «Ангелоликой Аннушке, ангелу небесному, ангелоподобному другу моему!» И поставила закорючку, похожую на стилизованный цветок. Аня эту книжечку с автографом автора никому не показывала – стеснялась. Но когда натыкалась на неё в своих бумагах, то каждый раз перечитывала неразборчивые строчки с чувством тёплой благодарности. Всё-таки её не каждый день называли ангелоликой и ангелоподобной. Честно говоря, никто никогда не называл. Кроме Алины, инвалида второй группы… Но подружились они совсем не потому, что Аня бесплатно корректировала первую – и единственную – книжку Алины, и не потому, что Алина назвала Аню ангелом небесным. Они уже потом подружились, а почему – неизвестно. Как-то так получилось, что Алина стала время от времени забегать к Ане в общежитие, всегда с каким-нибудь гостинчиком – пакет муки, пачка сахара, мешочек какой-нибудь крупы… И морковка, лук, кабачки со своего огорода. И яблоки. Возле её дома росли две яблони, а яблок было больше, чем у всех соседей, у которых были настоящие большие сады. В общежитии Алину встречали хорошо, на чудачества внимания не обращали, даже не смеялись, когда она с дикой интонацией читала свои стихи. Потому что все жили туговато, а иногда – и вовсе голодно, и гостинчики Алины были манной небесной. А когда Алину забирали в больницу – Аня её навещала, тоже с гостинчиками. На гостинчик для Алины сбрасывался весь этаж, но в больницу ходила только Аня. И пока Алина лежала в больнице, домой к ней тоже ходила. Разгоняла непризнанных гениев, которые, как правило, отсутствия хозяйки не замечали. Потом всё мыла, чистила, стирала, приводила в порядок. К выписке Алины из больницы готовила праздничный обед только для неё одной. Забирала её из больницы, привозила в чистый дом, кормила обедом, рассказывала, что делала в доме и в огороде, а потом уезжала. А потом Алина начинала ездить в общежитие с гостинчиками. Когда Аня стала зарабатывать, то уже сама ездила к Алине с гостинчиками. Вадика Алина видела один раз – незадолго до свадьбы случайно встретила их на улице. В гости к ним никогда не приходила. Впрочем, к ним никто в гости не приходил… И к себе их вдвоём никогда не приглашала. Аню приглашала часто. Однажды сказала: