Домой возврата нет - стр. 79
– Намерены ли вы написать еще одну книгу?
– Да… то есть… надеюсь… В сущности…
– Не хотите ли что-нибудь о ней рассказать?
– Право, не знаю… сейчас очень трудно сказать…
– Ну-ну, сынок, не стесняйтесь. Мы тут все земляки, люди свои… Возьмите, к примеру, Лонгфелло. Вот кто был великий писатель. Знаете, что должен был бы сделать молодой человек с вашими талантами? Вернуться сюда и сделать для этих мест то, что сделал Лонгфелло для Новой Англии…
ОН ЗАДУМАЛ НАПИСАТЬ САГУ РОДНОГО КРАЯ
«На наши настойчивые расспросы о планах дальнейшей литературной работы молодой автор ответил ясно и откровенно.
– Я хочу вернуться сюда, – сказал он, – и увековечить жизнь, историю и расцвет Западной Кэтоубы в серии поэтических легенд, подобно тому как поэт Лонгфелло увековечил жизнь обитателей Новой Шотландии и народное творчество Новой Англии. Я задумал трилогию, которая начнется появлением в этих краях первых поселенцев, в том числе и моих собственных предков, и проследит неуклонный прогресс Либия-хилла от самого его основания и постройки первой железной дороги – и до нынешней его широчайшей известности, когда он завоевал гордое имя Жемчужины Гор».
Джордж весь корчился и ругательски ругался, читая это интервью, в котором было переврано все с начала до конца. Он был зол и смущен и в то же время чувствовал себя виноватым.
Наконец он сел и написал в газету язвительное письмо, но дописав – порвал. В конце концов, что толку? Репортер сплел свой рассказ, в сущности, из ничего, из дружелюбных междометий и жестов своей жертвы, из нескольких отрывочных слов, которые Джордж выпалил в совершенном смущении, а главное – из его сдержанности, нежелания говорить о будущей работе; и, однако, этот газетчик явно патриот до мозга костей, потому он и сумел состряпать такую ловкую выдумку – и, вероятно, сам как следует не понимал, что это выдумка.
И потом, размышлял Джордж, если он начнет с жаром опровергать все заявления, которые ему приписаны, люди только сочтут его придирой, подумают – написал книгу и зазнался до невозможности. Впечатление от такой вот заметки не рассеешь, если просто все отрицать. Заявишь, что все это враки, а люди скажут, будто он нападает на родной город, ополчился на тех, кто его взрастил и воспитал. Нет уж, от худа худа не ищут.
Итак, он промолчал. И странное дело, после этого ему начало казаться, что к нему стали относиться иначе. Не то чтобы прежде на него смотрели недружелюбно. Но теперь он чувствовал – его одобряют. И от одного этого возникло спокойное удовлетворение, словно люди во всеуслышание его признали.