Домовой - стр. 28

Из кабинета шефа сияющая Вика вылетела точно на крыльях.

«Как же рада будет Алинка!» – с удовольствием подумала она и, торопливо схватив телефон, набрала номер риелторши.

– Элла Аркадьевна, здравствуйте, это Вика, – защебетала она. – Помните, вчера вечером мы с дочкой приезжали смотреть квартиру в высотке на Котельнической? Так вот, я подумала, и мы ее берем! Да, готова подъехать прямо сейчас, куда скажете.

Дети автовладельцев получают свои первые представления о мире, глядя на него из окна машины. Детям врачей мир порой кажется огромной больницей. Дети из цирковых семей растут за кулисами и на арене, и выступление иллюзиониста, воздушного гимнаста или жонглера для них не чудо, а результат напряженной работы. В том пахнущем травами, печкой и деревом мире, где полвека назад жила маленькая Серафима, тоже царили чудеса и колдовство, – но только в самом прямом, а не в переносном смысле.

Отца своего Фима не знала. А маму видела раза два в год, а иногда даже реже – та жила в городе, наезжала редко и долго в родной деревне никогда не оставалась, норовила побыстрее уехать. Из рассказов бабки и, особенно, словоохотливых соседок Фима знала, что Танька, ее мать, укатила в город на другой же день после вручения аттестатов в школе – но не учиться, а чтобы найти себе мужика и выйти замуж. Мужика Танька, похоже, нашла, а вот с замужем как-то не заладилось. Не прошло и года, как новоиспеченная горожанка вернулась беременная, родила дочь, назвала почему-то Серафимой, а через несколько месяцев, бросив малышку на мать, единственную оставшуюся на тот момент в живых родню, поспешила снова уехать. С тех пор так и росла Фима-Серафима под присмотром одной только бабки, официально признанной всей округой колдуньи.

Вообще-то, в советское время такого рода занятия не то что не поощрялись, а напротив, осуждались, и порой очень даже сильно. Но бабу Нюру никто не трогал, более того, за нее горой стояла вся местная власть, начиная от участкового, которому бабка заговорила застарелую экзему, и заканчивая первым секретарем райкома, чью жену она избавила от бесплодия. Так что никто не препятствовал бабе Нюре заниматься ворожбой – при условии, конечно, что она будет делать все тихо и не афишировать свою деятельность. А баба Нюра к публичности и не стремилась. И так, без всяких усилий с ее стороны молва о ней шла звонкая и широкая, и редкий выходной к ним в ворота не стучались женщины, приехавшие из соседних или дальних деревень, а то и из города. Чтобы отвадить мужа от пьянки или приворожить неверного любовника, женщины не скупились ни на оплату, ни на подарки. Так что жили Фима с бабкой очень хорошо, на столе не переводились колбаса, мясо, шоколад и прочий тогдашний дефицит, которого в местном сельпо было не достать. Еды бабка не жалела, могла и соседей угостить, и Фимке не запрещала делиться конфетами с подружками, а вот до денег была жадна. Тратила минимум, и дочку Таньку, в каждый приезд клянчившую о «помощи», спонсировала крайне неохотно. Почти все зеленые трешки, синие пятерки, красные десятки, а порой и фиолетовые двадцатипятерки баба Нюра прятала в тайник, и в целом свете одной только Фиме было известно, где он находится.