Дом, в котором… - стр. 119
– Ну как там Клетка, стоит, проклятая?
Курильщик кивает:
– Да. Стоит. Ничуть не изменилась. А что ей сделается?
Сглатывая слюну, наблюдаю стремительное исчезновение бутербродов.
– Похудел ты, – горестно отмечает Лэри. – Тяжело было?
Курильщик опять кивает, жуя. Бурчит сквозь бутерброд:
– Ненавижу эти желтые цветочки!
Чем немедленно вызывает у Горбача с Шакалом взрыв воспоминаний о часах, проведенных ими в изоляторе:
– А я вот, помню, в прошлый раз…
– Чего там сутки, я как-то просидел четыре…
– Желтый – ерунда, а вот Синий…
Пока они делятся впечатлениями, я обнаруживаю у себя на плече руку Слепого.
– По-моему, – задумчиво изрекает Великий-и-Ужасный, – тебе имеет смысл прогуляться в Могильник. Поговори с Янусом, вы ведь друзья.
И этот туда же. Маршрут остался неизменным, задание усложнилось, а Слепого, в отличие от Македонского, не пошлешь к черту. То есть можно, конечно, но нежелательно.
– Это приказ? – сварливо уточняю я.
Слепец удивлен.
– Нет, конечно. Просто предложение.
Он отпускает мое плечо и удаляется, даже не дав мне возможности поворчать. Пора бежать в Могильник. Прямо сейчас, пока Табаки не вздумалось присоединиться к советчикам, пока Горбач не высказал все, что он думает по этому поводу, пока Лэри не предложил меня проводить. Слишком долго живем бок о бок. Бока почти срослись, и повадки у всех стали одинаковыми. Скоро не будет нужды открывать рот, чтобы сообщить свое мнение по любому вопросу, и так все всё будут знать.
Уроки проходят бесшумно, ничем меня не задевая. Дождь стучит в окна. Капли сползают по стеклам серыми лентами. Хочется спать. Ловлю себя на том, что засыпаю с открытыми глазами и даже вижу сон.
Тусклый переход по подземным коридорам. В конце – окно. Подслеповатое окошко, засиженное мухами, с замазанными мелом стеклами. На подоконнике – Волк. Спиной ко мне. В своем старом узорчатом свитере с дырками на локтях.
– Волк! – окликаю я.
Он оборачивается и смотрит на меня. Белый шрам на губе. Губы не шевелятся, но слышен голос.
– У меня в норе под подушкой, – говорит он шепотом, – повесилась мышь.
Просыпаюсь от взвизга Мымры и вижу перед собой ее круглые глазки-пуговки. Совсем очумелые.
– Где мышь? – с дрожью в голосе она нацеливает мне на нос указку. – Где она?
Дальше меня выставляют за дверь, и я волен делать что захочу. Вернее, не волен. Надо идти в Могильник. Захожу в спальню в поисках остатков трапезы Курильщика, не нахожу ничего, кроме крошек, и, опечаленный, удаляюсь. Коридор проплывает мимо, не сообщая ничего нового. Возможно, он и сообщает, но я передвигаюсь, словно в вакууме, глухой и слепой к его сообщениям, и даже приятно удивленный тем, что, оказывается, это возможно. До самого Могильника, на пороге которого все же встряхиваюсь. За этой дверью не та территория, по которой стоит брести из последних сил. В Могильнике следует демонстрировать бодрость и жизнерадостность. Даже если ты труп.