Дом на Солянке - стр. 15
– До чего же все ужасно, – вырвалось у писателя.
Он уже тысячу раз, не меньше, зарекся говорить на эту тему, но все равно не мог удержаться.
– Вы об Алексее Константиновиче? – очень спокойно спросил Должанский, но что-то – то ли взгляд, то ли интонация, то ли все вместе – говорило, что он отлично понимает: речь вовсе не о пропавшем заме.
– Конечно, о нем, – хмуро подтвердил Басаргин. – А о ком же еще? Боже, чего бы я только не отдал, чтобы вернуть…
Он умолк. Должанский молчал, пуская сизые кольца дыма.
– Доклад о пятилетке, – с горькой усмешкой продолжал Максим Александрович, болезненно дергая рукой, – фельетоны зарезали, потому что нужно то, что пишет Эрманс, – казенное обличение Чемберлена, Лиги Наций и… впрочем, не важно. Теперь вот – рассказ. Срочно. О чем мне писать рассказ? Ума не приложу. Если бы мне нравилось бодро врать, как Глебову, о нашем времени, тогда бы я написал что угодно. Но я не Глебов – не знаю, к счастью или к несчастью… Литература чудовищна, – добавил он уже другим тоном. – Точнее, то, что притворяется литературой. Сотни писателей, тысячи лезут из всех щелей, как тараканы… Бумаги не хватает их издавать! А настоящих писателей всего полтора человека – Михаил Булгаков и Алексей Толстой…
– Бунин еще, – негромко напомнил Должанский. – Зайдите ко мне завтра, у меня его книга есть. Новая.
Писатель как-то вдруг успокоился, и собственный пафос показался ему нелепым. «В магазинах хлеба нет, с продовольствием черт знает что творится, а я тут витийствую, переживаю за русскую литературу… Проглотит она всех бездарей, которые пытаются к ней примазаться, и не таких проглатывала… И будут они лежать общей кучей в одной литературной братской могиле, никому не нужные и всеми забытые… Не помогут им ни звания, ни отдельные квартиры…»
– Я приду, – пообещал он, не уточняя, откуда у собеседника книга опального писателя-эмигранта и почему тот не желает просто принести ее в редакцию.
В следующее мгновение Басаргин увидел, как по лестнице снизу плывет белая кепка. Под кепкой располагался представительный гражданин – крупный и рыхлый, с глазами-щелочками и добродушной усмешкой. Несмотря на мирный вид, гражданин обладал сокрушительным ударом левой и однажды прославился тем, что утихомирил нокаутом профессионального боксера, разбушевавшегося на трибуне во время дерби.
– А, Ракицкий! – приветствовал его писатель. – А у нас тут агент угрозыска пришел. Интересуется насчет Алексея Константиновича.
В «Красном рабочем» Ракицкий занимался отделом бегов. Он знал всех жокеев и всех лошадей, а о последних вообще мог говорить часами. Помимо программ бегов и отчетов о тех, которые уже состоялись, Ракицкий составлял прогнозы и пытался предугадать, кто будет победителем. Как и любые прогнозы, они сбывались далеко не всегда, и сотрудники, потерявшие деньги, не стеснялись высказывать Ракицкому свое неудовольствие. Впрочем, оно никогда не мешало им на следующий день снова ловить коллегу в редакции и выпытывать у него, какая лошадь верная.