Дом на городской окраине - стр. 31
Когда солнце стало садиться, полицейский надел куртку, фуражку и вышел. Отойдя на несколько шагов, он остановился и принялся рассматривать свой дом. На фронтоне красовалась надпись, сотворенная штукатуром, который вдобавок сопроводил ее несколькими стилизованными цветами.
О, СЕРДЦЕ ЛЮДСКОЕ, НЕ БУДЬ СЕРДЦЕМ ХИЩНОГО ЗВЕРЯ!
– читал по складам полицейский, и на глазах у него выступили слезы умиления.
«Я собственник, я домовладелец, – повторял он про себя. —Хотел бы я посмотреть на того, кто станет мне поперек дороги.»
Старый дом тоже воспрянул, охваченный непривычным оживлением. Перевозили скарб чиновника. «Раз, два – взяли!». Плечистые грузчики из экспедиционной конторы, головы которых были все в соломинах, а за уши заложена сигарета, сносили мебель с четвертого этажа и ставили ее на улице перед входом, где уже нетерпеливо переступали с ноги на ногу лошади с могучим крупом. Ломовой извозчик, сидевший словно акробат на трапеции на высоко поднятом над фурой складном сиденье, окрикнул одну из них: – Тпру, леший! Схлопочешь у меня по морде – ишь! – Леший запрядал ушами и, наклонившись к соседу по упряжке, словно бы что-то прошептал ему.
Теща размешивала на плите мучную заправку и утирала слезы.
– Мария, – растроганно говорила она. обращаясь к дочери, которая упаковывала в ящики посуду, – не забывай нас, навещай хоть изредка. Ты ведь знаешь – папа болеет. Нужно с ним быть повнимательнее. Я купила уголь, чтобы у тебя было на первое время.
Тесть с озабоченным видом метался вверх и вниз по лестнице и, как клоун в цирке, хватал то один, то другой предмет, которые мужики ставили на шлеи, накинутые на жилистые шеи. Чиновник стоял внизу подле фуры, точно почетный караул у генеральского катафалка, бдительно следя за тем, чтобы ничего не было повреждено.
А когда начали грузить последнюю вещь, высыпали жильцы, до того стоявшие в засаде за дверьми, их беспорядочные восклицания слились в прощальный благовест. Пришел портной Сумец. Он ерошил волосы и мямлил: – Желаю счастья! – Пришла жена точильщика, окруженная ватагой ребятишек, которые засовывали в рот пальцы. Самого маленького она несла на крутышках и громко повторяла: – Желаю вам счастья и да благословит вас Господь! – Точильщик поднял седую голову, дни напролет склоненную над жужжащим кругом, и произнес: – Удачи! – Снесли вниз на носилках даже разбитую параличом пани Редлихову, которая вытаращенными глазами взирала на всю эту кутерьму и повторяла – Вот как, вот как, вот как!. – А дворничиха, о которой весь дом говорил, что она свинья, и муж которой женился в России вторично, плакала навзрыд, утирая нос ладонью. Трактирщик в черном фраке и с голой шеей, вышел из распивочной, распространяя вокруг себя кислый запах пивных ополосков, и протянул чиновнику руку: —Так вы нас уже покидаете, пан Сыровы? Ну что ж, ну что ж! Всего вам доброго» – и, обернувшись к двери своего заведения, крикнул работнику, что привезли содовую.