Дом на берегу - стр. 8
Я шагнула вслед за ним в просторный холл, на одну из двух дугообразных лестниц. Некоторые занавеси на больших окнах были раздвинуты, некоторые сорваны совсем и свалены на пол грудой пыльных бархатных тряпок. Леонард положил ладонь на перила, взглянул вниз, где хлопнула дверь, и начал медленно спускаться по ступеням. Лампа в его руке, чей желтый слабый свет не мог сравниться с чистым сильным светом дня, смотрелась нелепо.
– Доброе утро, Натали, – спокойно произнес он. – Как это типично для тебя: растворять все окна не потому, что ты так любишь свет, а потому, что я так его ненавижу.
Натали остановилась у подножия лестницы и взглянула на него глазами, горящими испепеляющей ненавистью и одновременно холодными, как лед. Я не задумалась в тот момент о причинах такого их выражения. Натали… Когда я увидела ее, даже ее имя приобрело волшебное, серебристо звенящее звучание. Натали. Она была как вспышка ослепительно яркого света. Несколько секунд я смотрела на нее, неподвижную, как статуя, забывшую обо всем, кроме своего гнева. Затем Натали ожила и без единого слова взбежала по лестнице, прыгая через три ступеньки. Приблизившись к Леонарду, она оскалила зубы, обнажая розовые десны, и по-кошачьи зашипела ему в лицо. Только секунда, и, едва не сбив меня с ног (сомневаюсь, что она вообще заметила мое существование), она исчезла в темном проеме.
– День закончится, Натали! – крикнул ей вслед Леонард. – Это Натали, – зачем-то прокомментировал он мне, уже с другой интонацией. Он выглядел невозмутимым, замкнутым. – Поздно. С ее воспитанием ничего нельзя поделать.
– Она самая красивая из всех, кого я видела, – выдохнула я. Конечно, в нормальном состоянии я бы оставила свои мысли при себе, но в тот момент я была совершенно потрясена.
Леонард сжал губы и чуть заметно мотнул головой. Только тогда я догадалась, насколько он раздражен.
– Пойдемте, – едва успел он произнести, как раздался дикий крик. Я не сразу поняла, что это вопит ребенок. – Колин, – успел объяснить Леонард в краткий момент затишья, после чего крик возобновился, не выражая ни боли, ни страха – чувств, заставляющих детей плакать обычно. Только ожесточенность. На лбу Леонарда возникли морщины. Я подумала, что мистеру Леонарду, должно быть, непросто с его семьей.
– Позже, Анна, – сказал он резко. – Не следует начинать сегодня, если он не в настроении. Пока привыкайте к дому. Я успокою Колина.
Он спустился с лестницы, ускоряясь, прошел к другой, ведущей в правое крыло, взбежал по ней и исчез за дверью (когда он распахнул дверь, я расслышала прерывистые всхлипывания).