Дом, которого нет - стр. 27

– Да что ж мне и слова сказать нельзя… – Стас заворочался, недовольный и обиженный, или прикидывающийся таковым. – Последние два дня ты сама не своя, любое слово скажу – ты с пол оборота заводишься.

– Любое слово?! А не родить ли тебе от кого-нибудь другого – любое слово?! А сообщишь ли ты бабкам, когда им на тот свет отправляться – любое слово?! Самым коронным «любым словом» знаешь, что у тебя было?

– Я так понимаю список ещё не иссяк? Когда ж я столько наговорил?.. Ну послушаем, послушаем…

– «Должен поставить тебя в известность, что сегодня я заведу свою шарманку и отправлюсь навестить твоих прабабок. Ты пока посиди тут на снежку, а я сейчас мотанусь и мигом обратно». Чего от тебя ещё ждать новенького? Какими порадуешь «любыми словами»?

– Господь всемогущий! – вполголоса завопил Кураев, переворачиваясь, затем обратился к жене: – Уж не думал, что ты так серьёзно всё воспримешь. Лидунь, ну что ты меня, дурака, настолько всерьёз воспринимаешь? Ну балаболю я всякое, по большей части пустое… Я по жизни балабол, будто ты меня первый день знаешь…

– Я тебя к бабкам на пушечный выстрел не подпущу, – продолжала Лидия с суровостью в голосе и уже не из постели, а стоя, подбоченившись, в дверном проёме. – Балаболит он… Добалаболишься и я вообще не рожусь – не от кого будет, вымрут все от инфаркта. Балаболит он…

За наружной стеной дома послышался громкий звук – Лидия вздрогнула, она была на взводе. Оба замерли, напрягая слух, но больше ничего не происходило: никакого шевеления, завывания, полная тишь. Она продолжала стоять в проёме в той же позе, напряжённая, в ожидании следующего, хотя бы незначительного хруста или скрежета, лицом она повернулась к окну спальни, по-прежнему не закрытому гардинами до конца.

Лидия вглядывалась.

– Снег обвалился, – прошептал Кураев. – Это снег, Лидуш, никого там нет.