Дом иллюзий - стр. 1
Оригинальное название:
IN THE DREAM HOUSE: A MEMOIR
Издано с разрешения Carmen Maria Machado acting in association with The Friedrich Agency и The Van Lear Agency LLC c/o Agentstvo Van Lear LLC
Редакция посчитала необходимым оставить в тексте перевода сцены упоминания запрещенных веществ, так как они важны для раскрытия сюжета и характера героев, а также по той причине, что их упоминание негативно окрашено и не может являться пропагандой.
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав
© 2019 by Carmen Maria Machado
This edition is published by arrangement with The Friedrich Agency and The Van Lear Agency
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021
Если тебе нужна эта книга, она – для тебя
Мы нагромождаем ассоциации, словно кирпичи. Память сама – разновидность архитектуры.
Луиза Буржуа[1]
Промолчи о своей боли – тебя убьют и скажут, что ты наслаждалась ею.
Зора Ниэл Хёрстон[2]
Твой разум устал. Твой разум так устал, что не в силах больше работать. Ты не думаешь. Ты погружаешься в сон. Видишь сны – день напролет. Все это тебе снится. Бесконечное, терзающее сновидение. Разве ты еще этого не поняла?
Патрик Гамильтон. Улица ангела[3]
Дом иллюзий как увертюра
Я никогда не читаю прологи. По-моему, они скучны. Если хочешь сказать что-то важное, зачем помещать это в паратекст? Что автор пытается там скрыть?
Дом иллюзий как пролог
В эссе «Венера в двух актах», рассуждая о скудости свидетельств самих африканцев о рабстве, Саидия Хартман[4] говорит о «насилии архивов». Эта концепция (также называемая «молчанием архивов») передает одну из самых неудобоваримых для человечества истин: порой историю уничтожают, а порой она изначально остается нерассказанной – так или иначе, в нашей совокупной истории непоправимо отсутствуют некие крупные части.
Слово «архив», сообщает нам Жак Деррида, происходит от древнегреческого ἀρχεῖον (читается «архейон», означает «дом правителя»). Когда я впервые узнала этимологию этого слова, меня восхитило, что в нем присутствует «дом» (я обожаю сюжеты, где есть дом с привидениями, архитектурные метафоры – моя слабость), но все же самый значимый элемент этого слова – «правитель», «власть», «авторитет». Поместить что-то в архив или не поместить – политическое решение, определяемое хранителем архива и политическим контекстом. Это справедливо и тогда, когда родители решают, что запечатлеть из раннего детства ребенка, и тогда, когда целый континент публично производит расчет со своим прошлым, как Европа и ее Stolpersteine, «камни преткновения»[5]: Здесь маленький Себастьян впервые пошел, переступая пухлыми ножонками, – здесь дом, где жила Юдит, откуда мы увели ее на смерть.
Порой свидетельство вовсе не попадает в архив – либо его не сочли достаточно существенным, чтобы записать, либо, если и записали, не сочли достаточно важным, чтобы хранить. Порой документы уничтожают умышленно, как наиболее откровенную часть переписки между Элеонорой Рузвельт и Лореной Хикок: эти письма Лорена сожгла именно из-за их недостаточной осмотрительности. Почти наверняка они были эротическими, адски-лесбийскими, особенно с учетом того, что уцелело («Я изголодалась по тебе»[6]).
Недавно умерший квир-теоретик Хосе Эстебан Муньос[7] подчеркивал: «У квир-людей особенно сложные отношения с прошлым… Когда историк пытается документировать квир-опыт прошлого, зачастую на пути у него стоит страж, представляющий традиционное настоящее». Что при этом упускают? Возникают лакуны, где людям не дано увидеть себя или найти информацию о себе. Прорехи, мешающие человеку осмыслить собственный контекст. Расщелины, куда человек падает – в непроницаемое молчание.
Архив без лакун – миф, он возможен лишь в теории, где-то во «Всемирной библиотеке» Борхеса, зарытый среди полной истории будущего, его снов и полуснов на рассвете 14 августа 1934 года. Но мы хотя бы попытаемся. «Как рассказывать недоступные истории?» – спрашивает Хартман и предлагает несколько подходов: «выдвинуть ряд теоретических рассуждений», «исследовать возможности сослагательного наклонения (грамматические формы, выражающие допущения, сомнения и пожелания)», написать историю «с архивом и вопреки архиву», «вообразить то, что невозможно верифицировать».