Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник) - стр. 77
Это было приемлемо. Пец четырежды нажал кнопку. Захлопотанный бригадир взглянул наконец на свой экран, заметил директора:
– Алло, Валерьян Вениаминович, докладываю: связь установлена, на крыше никого нет.
– Как нет? – Пец даже приподнялся в кресле. – А что там есть?
– Докладываю: по краям площадки три лебедки. Вон там, с краю, – аккумуляторы. Целый массив, в жизни столько не видел. Барабаны лебедок пустые, канаты тягнуться вертыкально вверх. И кабели от аккумуляторов туда ж… А шо вверху – не выдно, бо темно.
«Ясно, сейчас спустятся», – хотел, да не успел сказать Валерьян Вениаминович. Лицо Терещенко закинулось вверх.
– Ага, лебедки включились, барабаны накручують канат! Зверху щось опускаеться прямо на мэнэ. Отхожу к краю, показываю…
Из тьмы вверху показался сначала сноп прожекторного света, а за ним нечто похожее… собственно, ни на что не похожее. Так мог бы выглядеть инопланетный корабль. На штрихах решетчатой конструкции держалось прозрачное, в форме шестиугольной призмы помещение, в котором находились освещенные серым светом люди и приборы; центр призмы занимал короткий толстый ствол телескопа Максутова. Решетчатую основу подпирали с боков сомкнутые в треугольник баллоны аэростатов. Другие три висели над сооружением на коротких канатах. Все это скачками нарастало, снижалось. Ушли за пределы экрана аэростаты. Весь обзор заняла прозрачная кабина величиной с малолитражный автобус.
«Вот на что толстый плексиглас пустил!» – Пец покачал головой.
В ту же секунду экран заслонило одухотворенное, осунувшееся и от этого казавшееся еще более носатым лицо Корнева. Скачками, в соответствии с выборочной разверткой оно меняло выражение с бесшабашно-раскаивающегося на умиротворенно-доброе, на вдохновенное, на весело-скептическое… И независимо от этого звучал, тараторил сдвинутый по частоте, обесцвеченный инвертированиями, но тем не менее его, корневский голос:
– Валерьян Вениаминович, я все понимаю! Я заслуживаю, и я признаю… Я рассчитывал успеть к этой комиссии – но всякие осложнения!.. Мы поднялись почти на два километра, Валерьян Вениаминович, представляете? И пусть Юра Зискинд не плачет и не боится, что мы перегружаем его малютку-башню. Вы же видите, мы не только не нагружаем ее, напротив – тянем вверх, как казака за чуприну… А что мы там видели, Валерьян Вениаминович! Эти мерцания!..
Пец смотрел на экран и чувствовал, что не сможет сказать те горькие фразы, которые приготовил для Корнева, – и за партизанщину, и что он отдал его на заклание правительственному ревизору, спихнул на него всю текучку… Было приятно наконец увидеть и услышать Александра Ивановича – тем более что они соорудили такую штуку и поднялись в ней к ядру на два километра. «Ну что тут скажешь! А ведь врет, что рассчитывал успеть… Неужто действительно на два километра? Лихо! И зачем я так его понимаю, весь его душевный пыл и трепет! Вполне хватило бы служебных отношений».