Должница - стр. 24

— Куда собралась? Будем, сука, пытаться сделать детей! — рычит, наступая на меня.

8. Глава 8

Елена

Понимаю, что не время дерзить, огрызаться и сопротивляться. Отползаю назад, вжимаясь в спинку дивана. Замираю в шоке, сглатывая. В комнате полумрак, темный силуэт Родиона нависает надо мной. Я знаю, на что он способен, особенно в ярости. Плюс алкоголь… Остается либо отчаянно сопротивляться, либо молиться. Молитв я не знаю, а мантры вряд ли помогут. Я в ступоре, хочется закричать. Горло сдавливает, открываю рот, но звука не издаю.

Белов упирается руками в спинку дивана очень близко к моему лицу, обдавая запахом коньяка и терпкого парфюма.

— Ну что, Лиса, не привыкла отвечать за свои слова? — вкрадчиво спрашивает он.

— Родион… — наверное, стоит извиниться, и, возможно, он отпустит. Но языком я умею только нести чушь, а вот извиняться не получается. Моя внутренняя пьяная стерва запрещает мне это делать, ибо Белов не заслужил.

— Что такое? — ухмыляется мне в лицо и хватает за скулы, сжимая. — Иногда мне кажется, что ты все это делаешь специально. Тебе, как мазохистке, нравится быть возле меня и отдавать долги? Так?! — уже рычит мне в лицо, сильнее сжимая скулы.

— Нет!

— А мне кажется, так, — тянет слова, проводя носом по моему виску, глубоко втягивая воздух. А я вздрагиваю от каждого его касания. Есть что-то дикое и завораживающее в этом пауке. Я могу оттолкнуть Белова, дать пощёчину, закричать, в конце концов, во все горло, так, чтобы услышала Ника, но я ничего не делаю. Покорно жду своей участи. Мне страшно, но это сильнее меня. И, скорее всего, Белов прав, так было всегда, где-то глубоко внутри я наслаждаюсь его яростью.

— Отпусти меня, — шёпотом требую я, покрываясь мурашками от его близости, запаха, хриплого, грубого голоса. Белов никогда не был красавцем, но в нем есть настоящий мужской, животный магнетизм, который я сейчас испытываю на себе.

— Разве я держу тебя, Лиса? — заглядывает в глаза. — Я должен тебя наказать за твой язык. Нет, Лена, просто обязан, — в его голосе ироничное сожаление. Отпускает мои скулы, зарывается в волосы, наматывает их на кулак, натягивая, вынуждая запрокинуть голову. — Если не накажу – не поймёшь, что нельзя быть настолько развязной. Ты ни хрена не поймешь! — опять рычит, вынуждая меня содрогнуться. Замираем. Такая многозначительная пауза. Сердце колотится, как сумасшедшее, дыхание рвётся, губы пересыхают, неосознанно их облизываю. Не выдерживая этого напряжения, закрываю глаза. Слышу, как Белов сглатывает и отпускает меня, отходя назад. Шорох, звук пряжки ремня. Резко открываю глаза и тут же их широко распахиваю, когда понимаю, что Родион снимает ремень, складывая его пополам.