Долина красоты - стр. 18
Холодные отношения между вечно голодными лицеистами, харизматическая фигура властного Щетинина, на которого все чуть ли не молятся: крутобедрые казачки, хороший паренек Василек, главное достижение которого, похоже, что он восемьсот раз отжимается на кулаках… Но если летом это еще казалось более-менее необычным, эдакий строгий детский лагерь со своей спецификой, то осенью обстановка в школе стала приводить меня в настоящее отчаяние.
Жесткий режим, постоянный недосып, строгие запреты, нездоровый блеск в глазах некоторых дивчин (многих я считала наглухо и опасно сумасшедшими и просто не общалась). Искусственное нагнетание напряжения в школе. Несколько раз Щетинин заявлял на сборах, что уходит и оставляет вместо себя студентов. Я даже с первого раза поняла, что это чес и паскудные манипуляции, но все как назло начинали дико паниковать и громко выть в том духе, что не оставляйте нас, Михал Петрович, барин, родненький. Как следствие – усиление нагрузки, желание доказать Батьке, что коллектив-то ого-го, пассионарней некуда, может и то, и это, и еще вот это.
Стройка – дивчины передают кирпичи, парни делают кладку. Возводят дома для новых лицеистов, кирпичный дом для родителей Михал Петровича. Результаты действительно поражают, но какой ценой это происходит? О детском здоровье и какой-то там охране труда и речи нет.
В чем была спешка, в чем? Я не понимала этого ни тогда, ни сейчас. Нет, вынь да положь: за два дня отциклевать и залакировать двести пятьдесят «квадратов» паркета… Ну сделали бы мы это на неделю позже, что бы изменилось?
Но мы работаем на опережение, чтобы впереди планеты всей. И тут совпадение с тем, как меня воспитывала мама – она учила делать всегда чуть больше, чем просят. Не могу сказать, чтобы это сейчас мне помогало в жизни.
Царит откровенное невежество, и я это понимаю – зато всегда можно услышать что-нибудь новенькое про макрокосмос или клеточный уровень. Порой Щетинин садится за рояль, вокруг которого сразу же собираются восхищенно глядящие студентки, и наигрывает мелодии на уровне музыкальной школы.
Анекдоты рассказывать нельзя. Самые приличные можно, но называть их нужно почему-то «притча». Я слышу захватывающие истории про пшадского мальчика – это такая южная легенда о местном снежном человеке из поселка Пшада.
Я старалась. Не отлынивала от работы, от пробежек. Перестала болеть. Поселковый врач приходила редко, из таблеток у нее были только аспирин, анальгин и стрептоцид. Отсутствие медицинского обеспечения меня просто поражало, как и дремучие способы борьбы с хворями. Если какой-то неудачник заболевал, от него отворачивались, как от прокаженного, и говорили, что это «поле вышибло», значит, были неправильные мысли. Вши заводились, по мнению текосян, тоже от черных мыслей.