Долина Дюн – II. Часть 2 - стр. 9
– Возвращался ли хоть кто-то из Святой земли в последнее время? – Уильям поднял левую бровь.
– Нет, милорд, – Жан понизил голос. – Никто из паломников так и не появлялся в Лондоне. Может, по дороге нам кто-то встретится?
– Возможно. Роберт Нормандский почти год готовился к этому походу, – заметил Уильям. – Но до Инниса новости доходят ещё дольше. Я хочу написать письмо. Разыщи гонца и скажи, что на рассвете он отправится в Суффолк, к моему брату.
Жан поклонился и бросился исполнять поручение.
Уильям недолго думал над письмом: в нескольких строчках попросил Гилберта принять крепость Иннис под свою защиту на время его отсутствия – отправить туда хотя бы пятнадцать хорошо обученных воинов. Упомянул и о том, что здоровье отца вызывает тревогу. Дописав, поставил внизу свитка свою печать на воске с гербом дома де Клер, и, откинув шерстяной полог на кровати, лёг не раздеваясь.
Некоторое время Уильям лежал без сна. Ему всегда было спокойно спать в отцовском доме, однако, некая сила неумолимо тянула его в Нормандию – к месту, где он родился. Смутно помнил, как были счастливы родители, несмотря на то, что отец часто уезжал в Кан, где обосновался Вильгельм Завоеватель перед взятием Англии. Его старший сын Роберт выбрал Руан, поэтому перед походом обязательно нужно побывать в замке Орбек, ставшим Уильяму домом в первые годы жизни. Теперь же хотелось получить благословение и на родине, чтобы с чистым сердцем отправиться в путь.
На рассвете Уильям спустился в холл, чтобы передать свиток гонцу. Закутавшись в плащ (август 1096 года в Лондоне выдался сырым и прохладным – всё чаще моросил мелкий дождь), наблюдал, как к нему направляется человек его отца. Приняв письмо и получив необходимые указания, поклонился и вышел, оставив Уильяма в одиночестве среди тишины, нарушаемой свистом ветра в закоулках поместья. Он долго будет помнить опустевший холл, который постепенно заполняли робкие бледные лучи поднимающегося солнца, касаясь трёх гобеленов возле камина.
Роджер де Клер, тяжело опираясь на трость, медленно подошёл к Уильяму. Его лицо казалось опухшим, словно он не сомкнул глаз этой ночью. Волосы были взъерошены, а руки едва заметно дрожали. Лоб прорезали глубокие морщины. Отец был в просторной тёмно-синей сорочке, поверх которой был наброшен короткий шерстяной плащ. Некоторое время Уильям молча смотрел на графа прежде, чем тот обнял его. Дыхание отца было тяжёлым и прерывистым, словно он силился произнести хоть слово на прощание. Отстранившись, Уильям увидел, что глаза отца слезятся, а рот нервно подрагивает.