Долгота дней - стр. 13
– Что с тобой, Коленька?
Вересаев всхлипнул и припал трясущейся головой к груди Сократа. Словно циклоп решил поплакать за свою тяжелую жизнь на груди Одиссея. Массажист, не глядя на нервы, был раза в два крупнее профессора.
– Плохо дело! – поставил диагноз Гредис и втянул Колю в квартиру. – Ты живой?
– Не знаю, Иваныч! Ничего не знаю!
– Зачем же употреблять в таких количествах, Николай Николаевич?! Ты же обязанности скоро не сможешь исправлять! Сил не останется! – профессор покачал головой.
– Я – химик! – твердо произнес Вересаев, протягивая профессору бутылку. – А химик должен пить!
– Хорошо! – кивнул Гредис. – Но только по соточке! Имей в виду, в любую минуту может нагрянуть моя благоверная. И вот тогда нам с тобой несдобровать.
Усадив Вересаева на стул, профессор поставил на стол рюмки, вскрыл бутылку и, раскладывая глазунью на тарелки, машинально допел: – В баночку посадит, лапки оторвет. Голову отрубит, и жучок умрет. Будут плакать детки и его жена. Без отца останется целая семья.
Коля сделал круглые глаза и неожиданно твердым голосом спросил:
– Как ты можешь? После всего этого! Как ты можешь так шутить?!
– Как же именно?! – удивился профессор.
– Про жуков! – сказал Николай и заплакал. – Это ужас, Сократ Иванович! Гребаный кошмар! Их всех порезали, побили! Жуки! Боже мой! Никогда-никогда, никогда не думал, что доживу до такого! Апокалипсис, в натуре! Им бы, в сущности, питаться картошкой. Но как же, как же так можно?! О, млять, что за ужас! Наливай, профессор, ибо хрень творится в мире, и нам, по ходу, ее не пережить!
– Обожди, кто кого порезал? – нахмурился Сократ, дунул в рюмки, разлил водку. – Кому питаться, какой картошкой? Ты о чем, милейший?
– На базаре! – твердо произнес Коля, взял рюмку, выплеснул ее содержимое себе в глотку и поставил ее снова у тарелки профессора. – Наливай!
– Э, нет, уважаемый! – покачал головой профессор. – Съешь яйцо, а затем расскажи, что случилось! – он наклонил голову и пристально вгляделся в глаза Коли. – Или вообще ничего не случилось, – Гредис проницательно сверкнул стеклами очков, – а все дело единственно в синдроме абстиненции – и только в нем одном?
Николай Николаевич сделал страшные глаза, необыкновенным усилием воли поднялся со стула, подошел к маленькому пузатому телевизору, стоящему у микроволновки, и включил его. В кадре замелькали части изуродованных человеческих тел. Диктор, между тем, говорил:
– …В момент, когда началась раздача гуманитарной помощи, прозвучали страшные взрывы, унесшие жизни ни в чем не повинных людей. Двадцать человек убито, двенадцать ранено. Таков общий итог минометного обстрела, произведенного войсками ВСУ…