Долгий путь любви, или Другая сторона - стр. 49
А картины впечатляли настолько, что и мне, не имеющей к искусству никакого отношения, не требовались пояснения для оценки шедевров. Видя выверенное движение кисти, запечатленное на холсте, хрупкую красоту, ожившую в полотнах художника, я словно забыла о времени, всматриваясь в лица, над которыми было не властно время: прекрасные, юные, впечатляющие не внешним лоском, но щедростью судьбы, подарившей им такую неповторимую внешность. Каждой. Эти мысли настолько завладели мной, что я почти полностью прослушала рассказ аудиогида. А решив воспроизвести все по-новой, неожиданно наткнулась на внимательный взгляд Кирмана.
Он смотрел не на картины и не на убранство дворца – на меня – пристально и задумчиво, а от тронувшей губы легкой улыбки я ощутила озноб.
– Что-то случилось?
Филипп покачал головой.
– Нет. Нравится? – кивнул в сторону портретов, не глядя на них.
– Очень. Они потрясающие. Такие красивые… – я снова обернулась туда, где со стены за нами наблюдали более тридцати девушек. Но их взгляды не могли затмить одного, обращенного ко мне.
– Действительно, потрясающая, – его улыбка стала шире, а мое смятение усилилось. Мужчина произнес одними губами, и я скорее прочитала, чем расслышала: – Ты.
Щекам стало горячо, а ладони вспотели. Возьми он меня сейчас за руку – я бы умерла от стыда.
– Откуда у тебя такая неуверенность в себе, Саша? Ты прекрасна, отчего же смущаешься и краснеешь, как неловкая школьница?
Я и ощущала себя такой: неловкой девчонкой, которая не знает, как сделать следующий шаг, и немыслимым было поверить в то, что произносили его уста. Нет, я вполне адекватно оценивала свою внешность и знала о собственных достоинствах. Но слова «потрясающая» или «прекрасная» никак не подходили для описания, а слышать их от Филиппа было еще более удивительно. Он усмехнулся вдруг, рассматривая мою растерянность, и, взяв за плечи, развернул к огромному зеркалу. Пальцы разжались, но прежде чем покинуть меня, чуть коснулись волос. Неощутимо физически – о жесте мужчины подсказало лишь наше отражение – но меня окатило волной жара. Чем могла привлекать моя бледность или нездоровый румянец, сменяющие друг друга с молниеносной скоростью?
– Живая. Юная. Такая настоящая… и откровенно влюбленная… Что может быть прелестней в девушке, чем эта удивительная смесь? Я словно чувствую ее аромат, который затмевает иные ощущения…
Он произнес все вслух, или я начала наяву видеть сны? В бесконечной зеркальной глади отразилась мечта: далекая и недоступная, но склонившаяся в то мгновенье надо мной с неведомой прежде нежностью.