Долгая дорога к храму - стр. 5
И вот теперь три года заключения. Три года! Не три месяца. Анка в школу пойдет… Да, пора уж ей будет. Елена одна изведется с хозяйством да с работой. Э, да что теперь!?
Егор угрюмо встряхнулся.
– Сдохнуть с вами можно. На поминках, что ли? – Дотянулся до баяна, разом распахнул его, мотнул стриженой головой, запел громким нескладным голосом:
Эх, как в тюрьму меня жена прово-жа-ла…
– Ну, подхватывай, мужики!
Вся дер-ревня со стыда убеж-жала…
Ах, куда вы, мужики, ох куда вы?
Не ходить вам без меня на хал-ляву…
– Чего не подпеваете? Сержанта боитесь? Ничего, он, вроде, свой. Верно ль, сержант?
Ах, куда же ты, Егор, ох, куда ты?
Ври, что гонят не в тюрьму, а в солдаты…
Он развеселился от неожиданного для себя умения переиначивать песни, подмигнул Сапунову, дескать, погоди, сейчас и тебе куплет будет, но Сапунов насмешливо глянул на него, потом на часы и вздохнул.
От того времени, как сели к столу, и до последней вот этой минуты к Елене словно радость пришла, она вроде успокоилась. На самом же деле ей не так было. Радость-то – это верно, потому что Егора не увели сразу, а дали ей еще похлопотать вокруг него, посидеть рядом. И робость какая-то была перед скорым временем расставания, перед пустотой, которая наступит вот-вот, перед тяжестью, которая ждет ее уже сегодня. И завтра. И все три года…
Сапунов опять поглядел на часы и опять вздохнул.
– Может, до завтра бы остались? До утреннего поезда… – заговорила она, суетливо отыскивая еще какую-нибудь возможность потянуть дорогое время и прикрывая ладошкой рот, чтобы не дрожали губы. – Беда-то еще какая, – ухватилась она за первую причину, – вдруг мороз возьмет, а на дворе Захаров Ванька вчера ворота свернул. Навоз со двора вывозили и зацепили «Беларусем» Скотина бы не померзла…
Сапунов развел руками. Жалко бабенку, но ведь и ему предписано, что и как, и он не волен ослушаться. Он застегнулся на все пуговицы, и мундир сразу распрямил его, подобрал.
– Мороз возьмет – какая еще весна… Хотя грач, слыхать, прилетел. Рано чего-то нынче… Грач-то прилетел, а нам до утра нельзя. Самоволка будет. – Он еще раз поглядел на часы, прикинул расстояние до станции, поморщился. – Самоволка – это хуже нет. А воротички мы щас поправим. Давеча я и не заметил. Поправим, мужики? А они, глядишь, и простятся, а то когда еще свидятся?
Елена загорелась стыдом от последних слов Сапунова, улыбнулась жалобно, чуть сдержала себя, чтобы не спрятаться за перегородку, как Анка прячется, когда на нее кто-нибудь чужой поглядит. Но Егор в это время откинул баян на кровать, круто оглядел избу.