Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941–1944 - стр. 22
Начался сильный голод 1921–1922 годов. Мне помнится, как приходили к нам с обыском. Забирали все, что можно было съесть: пшеницу, картошку, фасоль, кукурузу… Возле наших ворот лежали два трупа, никто их не хоронил. Люди умирали от голода. Я сам это видел.
Рядом с нами жил Сеит-Нафе Челеби – двоюродный брат отца. Его жена Зилейха одно время готовила обеды – баланду из крупы, которая поступала из Америки как гуманитарная помощь голодающим. И сейчас перед моими глазами стоит Зилейха енге (она из деревни Огуз оглу около Ах-Шейха) с черпаком в руке и сигаретой в зубах возле дымящего черного котла. Она же раздавала спички и сахарин. Спасибо Америке, в тот год она спасла жизнь многим голодающим.
Помню, как отец однажды сказал матери, что завтра в Тав-Даир приедут большевики и опять что-нибудь заберут. Он вынул из тайника спрятанную половинку хлеба, поделил на троих, и мы, запивая водой, его съели. Отец и мать заложили окна соломенными подушками и легли спать.
Когда я проснулся и вышел во двор, то увидел там много солдат. Горел костер, на котором висел большой черный казан, где варились индюки моего деда. Я видел, как солдат саблей отсек индюку голову и стал его потрошить. Через день они уехали, но за ними пришли другие – продразверстка и вновь забирали все продукты. Это было в начале 1922 года.
Мне было пять лет. Я вышел на дорогу, смотрю, идет крытая подвода, внутри фургона сидят плачущие дети. Дядя Хайбула Бенариф схватил меня и кинул в фургон. Там уже была Шасне ала, соседская девочка Ханилер и другие дети. Фургон проехал по всей деревне и собрал около двадцати детей. Повезли нас в Симферополь, в приют.
Находился он на углу начала улицы Лазаретной и конца улицы Ленина. Там располагался ИНКНО – Институт повышения квалификации народного образования. В двух больших комнатах, отданных под приют, жило человек сорок детей. На полу были киизи – ковры из бараньей шерсти, по углам параши. Нам дали покушать, налили горячий чай. Утром, когда мы встали, шесть детей оказались мертвыми.
Через месяц приехал отец и забрал меня домой. Он одел меня в вязаную кофточку из черной шерсти. Я не мог ходить. Отец посадил меня за спину. При подъезде к Тав-Даиру он поставил меня на горку и спросил: «Узнаешь эту деревню, узнаешь наш дом?» Я ответил, что ничего не помню.
Шасне вернулась из приюта позже. К этому времени у меня появился братик Сеит-Осман.
Однажды вечером к нам домой пришел дядя Сейдамет Бариев с сумкой (богча), где были деньги. Он купил наш дом. Мы же переехали в дом Фатьмы алай – сестры отца.