Долг оборотня - стр. 9

Похоже, с тетками-заказчицами тут была напряженка.

Я эту мастерицу знал сто лет. Мама часто сюда заходила, да и мне периодически брюки то подшивали, то надставляли. И новые шторы тут подшивали. Ну и все такое. Мастерицу звали Марья Петровна, и она всегда была ужасно грустная.

И меня всегда угощала конфетами.

Я один раз спросил маму, почему это Марья Петровна такая щедрая. У нее своих детей нет, объяснила мама, вот и угощает чужих.

– А почему у нее детей нет? – спросил я.

– Это очень грустная история, – ответила мама и вздохнула: – Ее даже рассказывать страшно.

Ну, раз страшно, я больше расспрашивать не стал. А чего тут непонятного? Наверное, у Марьи Петровны ее дети умерли. Ужас, конечно…

– Джинсы подшить, Антон? – спросила Марья Петровна со своей обычной грустной улыбкой и протянула мне шоколадный батончик.

Я по опыту знал, что отказываться бесполезно, поэтому батончик взял и поблагодарил.

– Пижамные штаны порвал, – объяснил я и развернул то, что принес. – Сможете зашить?

Раньше мне, конечно, случалось слышать выражение: «Глаза на лбу» – но я считал его образным, ну, просто для красоты.

Сейчас понял, что это в натуре такое.

Ну, вообще-то, у меня, наверное, тоже глаза оказались на лбу, когда я утром проснулся и обнаружил, что лежу на полу практически голый, а пижамные штаны на мне разорваны пополам. Задняя половинка штанов – и передняя. Держит их только резинка.

Как я их порвал? Когда? Зачем?!

Причем, наверное, очень старался, когда рвал, – вон пузо все исцарапанное.

Что за ужас мне снился?! Почему уснул на полу? Я не помнил. Но знал, что мама с папой этих рваных штанов увидеть не должны. Потому я и приперся в «Метелицу». Заметать следы, так сказать.

– Как тебе это удалось? – спросила Марья Петровна изумленно.

Я не знал как. Я этого не помнил. И ляпнул первое, что в голову пришло:

– На спор.

Марья Петровна пожала плечами, но, видать, поверила. Взяла с меня двести рублей (у меня были, мама еще вчера оставила на новые учебники) и сказала прийти через час-полтора.

Только тут я спохватился, что забыл дома часы и мобильник. Был, так сказать, в расстроенных чувствах!

– А который час? – спросил я.

– Одиннадцать, – ответила Марья Петровна. – Вот в полдень и приходи.

И я наконец потопал в поликлинику.

Делать доброе дело!

Я здесь никогда в жизни не был. Родители обычно и сами ходили, и меня водили в «Тонус». Он, конечно, платный… ну и ладно, если есть чем платить! А по просьбе Ликандра Андроновича мне пришлось явиться в обычную районную поликлинику. Я такого и не видел никогда! Стены покрашены синей краской и облупились, линолеум драный, протертый, какие-то уродские жесткие стулья с треснутыми сиденьями…