Долг. Мемуары министра войны - стр. 70
Буш уточнил, не являются ли выводы ОКНШ следствием «военного стресса», о котором столько говорят в последнее время. Пэйс опроверг это утверждение, сообщив, что выводы сделаны «на основании взглядов персонала», но не «под давлением персонала». Буш спросил: «Почему же люди идут в армию, если они не хотят сражаться и защищать свою страну?» Тут вмешался вице-президент: «Насколько мы близки к моменту, когда придется выбирать между победой в Ираке и разрушением армии?» Президент ответил: «Кому-то неизбежно предстоит рискнуть, и лучше пусть это будете вы, потому что я уверен – такого выбора нет». В конце концов Буш сказал: «Я поступлю так, как рекомендует Петрэус».
После встречи президент сделал краткое заявление для прессы. Я предварительно пообщался с Хэдли и Эдом Гиллеспи, советником президента по связям с общественностью, и предложил менее агрессивный, чем обычно, тон – так сказать, протянем руку критикам, это будет полезно для предстоящих слушаний в конгрессе. Они согласились и подготовили соответствующий текст. Но президент увлекся, «завелся» и сделал крайне жесткое заявление, от души пройдясь по критикам. После его речи я спросил у Хэдли с Гиллеспи: «Развлекается за наш счет?»
Процессы в Ираке разворачивались во многом в соответствии с моими планами и надеждами – с теми, которые были в начале года, и с теми, которые мы с президентом обсуждали конфиденциально несколько месяцев назад. Численность войск в Ираке должна была сократиться до прежнего уровня не ранее лета 2008 года. Президент продолжал говорить о «победе». Я же был вполне доволен тем, что наши шансы потерпеть унизительное поражение стали значительно ниже. Может быть, после всех предыдущих ошибок и просчетов все-таки получится добиться итогового успеха.
Два дня спустя, 2 сентября, президент и Конди тайно прилетели на авиабазу Аль-Асад в Западном Ираке, чтобы лично встретиться с Петрэусом и Крокером, руководителями иракского правительства и рядом суннитских шейхов, которые сыграли столь важную роль в организации сопротивления «Аль-Каиде» и подавлении мятежей в провинции Анбар. Пэйс отправился в Ирак в одиночку, а я вместе с Фэллоном прилетел на военном транспортнике C-17.
Мне хорошо запомнились два разговора на авиабазе Аль-Асад. Первый состоялся между Бушем и Крокером. Президент высказался в том духе, что борьба иракцев сродни той, которую вели мы за свои гражданские права. (Очевидно, эту мысль подала ему Конди.) Крокер возразил; он считал, что Ирак в этом отношении сильно отличается, что обстановка здесь намного хуже той, какая была в Америке, когда разворачивалась борьба за гражданские права. Важно понимать, сказал Райан, что тридцать пять лет правления Саддама – это три с половиной «десятилетия краха». Страна и народ жили в постоянном страхе, причем их намеренно разобщали. Потребуется немало времени, чтобы преодолеть этот «цикл страха». Действия США в 2003 году не просто привели к смене режима, продолжал Райан. «Нет, это было намного больше… И своего Нельсона Манделы тут не нашлось, потому что Саддам их всех прикончил». Мы можем победить, но понадобится «приложить колоссальные и длительные усилия». Крокер признал, что успехи очевидны, но «если мы уйдем, тут случится гуманитарная катастрофа масштаба Руанды», немедленно вернется «Аль-Каида», а следом придет Иран, что «будет иметь непредсказуемые последствия для всех арабских государств». В общем, Крокер был настолько откровенен, насколько это возможно в беседах с президентами.